Сравнительно с греческими представителями второй софистики позиция римлянина Элиана была несколько отличной. Идеализация греческой старины, призывы возродить древнюю добродетель и связанный с этим учительный дух не служили, конечно, для него средством национальной самозащиты. К приятию софистической дидактики и идеализации греческого прошлого он пришел иными путями — вследствие пессимистической оценки человека как существа, стоящего ниже природы, о чем речь впереди.
*****
Мы почти ничего не знаем о личности Элиана, даже годы его жизни не могут быть точно установлены. Только два свидетельства — современника Элиана писателя Филострата и лексикографа византийского времени Свиды — да несколько его собственных скупых упоминаний о себе дают в руки исследователя некоторый материал.
В «Жизнеописаниях софистов» (II, 31) Филострат сообщает о нем следующее: «Хотя Элиан был римлянином, он владел аттическим языком не хуже природных афинян. Мне думается, человек этот заслуживает всяческой похвалы, во-первых, потому что добился чистоты языка, живя в городе, где на нем не говорили, и, во-вторых, из-за того, что не поверил угодникам, величавшим его софистом, не обольщался этим и не возгордился столь почетным наименованием; поняв, что у него нет необходимых для оратора дарований, он стал писать и этим прославился. Главная особенность его книг — простота слога, напоминающая чем-то прелесть Никострата, а иногда приближающаяся к манере Диона.
Однажды Филострат Лемносский повстречался с ним, когда Элиан держал в руках книгу и читал ее, гневно повышая голос. Филострат спросил, что это он делает. „Я написал, — ответил тот, — обвинительную речь против Гиннида: так у меня назван недавно убитый тиран за то, что всевозможными непотребствами бесчестил римлян“. На это Филострат сказал: „Я был бы в восхищении, сочини ты эту речь при его жизни“. Ведь настоящий муж должен обличать живых тиранов, а мертвых пинать может любой, кому не лень.
Этот человек уверял, что не выезжал никуда за пределы Италии, ни разу не ступил на корабль и незнаком с морем. За это его еще больше превозносили в Риме как блюстителя древних нравов. Он был слушателем Павсания, но восхищался Геродом, считая его самым разносторонним из ораторов. Прожил Элиан более шестидесяти лет и умер бездетным, ибо, не имея жены, обрек себя на это. Здесь неуместно рассуждать о том, благо это или, наоборот, несчастье».[471]
Заметка в «Словаре» Свиды еще более лаконична: «Элиан — родом из италийского города Пренесты, жрец и софист, по имени Клавдий, по прозвищу „сладкоречивый“ или „сладкогласный“, подвизался в Риме в послеадриановское время».
