— Послушайте, мистер Уэстбрук, негоже вам отвлекать сестру от работы. Она, как вас увидела, про свои дела и думать забыла. — Она казалась женщиной добронравной, спокойной и отнюдь не строгой к своим подопечным. — Идите себе со своими друзьями, а нас, бедных женщин, оставьте в покое.
Мы вышли из здания.
— Не мучает ли вас жажда, джентльмены? Эти специи пробирают горло. Бедняжка Гарриет часто страдает от кашля.
Мы миновали череду домишек, и он остановился, чтобы оглядеться.
— На той стороне улицы есть приличная таверна. — С этими словами он повел нас по булыжной мостовой. — Живется ей едва лучше, нежели рабыне.
— Кто ее туда послал? — спросил у него Биши.
— Мой отец. Вот мы и пришли.
Вошедши в таверну, с низким потолком и темную, как принято в Лондоне, мы спросили три кружки пива, а вслед за тем уселись за стол в углу.
— Отец мой полагает, что обязанность человечества — и женщин — в том, чтобы трудиться. Он из особых ковенантистов.
— Наихудшая из христианских сект, — заметил Биши.
— Он полагает, что женщина стоит куда ниже мужчины. Поэтому о будущем благосостоянии Гарриет он и думать не стал — повелел, что ей должно работать.
— Это отвратительно! — Биши схватил свою кружку и принялся постукивать ею по столу. Лицо его сильно покраснело, стало прямо-таки огненным, и я впервые заметил белый шрам у него на лбу. — Мыслимо ли: укротить ее, поработить, будто некое животное!
— Я умолял отца. Я указывал на преимущества, которые ожидали бы Гарриет, посещай она хотя бы дамскую школу. Но сердце его было не смягчить.
— Чудовищно. Ужасно. А вы не можете ее содержать?
— Я? Я едва способен содержать самого себя.
— Тогда я освобожу ее! — Теперь Биши загорелся энергией и страстью.
— Что вы собираетесь делать? — спросил я его.
— Пойду к ее отцу и предложу ему такую же сумму — такую же сумму, что зарабатывает она, — если он позволит ей поступить в какую-либо школу или академию. Я не успокоюсь, пока не добьюсь своего.
— Вам следует дождаться, пока она закончит работу, — сказал Уэстбрук.
— Каждый миг — агония. Простите меня. Мне необходимо выйти на улицу.
Я проводил его до двери таверны и дал ему платок, которым он утер влагу с лица.
— Благодарю вас, Виктор. Я совсем расплавился.
— Куда вы пойдете?
— Пойду? Я не собираюсь никуда идти. — С этими словами он, к удивлению моему, принялся ходить туда-сюда по мостовой перед таверной.
Когда я возвратился к Уэстбруку, то обнаружил, что он успел спросить еще две кружки пива.
