Ходкевич уже не притворялся покорным. Он открыл рот для того, чтобы сказать что-то.
– Ваше величество, – раздался спокойный голос, и между двумя собеседниками показалось бритое лицо брата Франциска, – ваше величество, пан Ходкевич известен всему миру как величайший воин. Вспомните, как бил он лютеран-шведов, отмывая кровью Нидерланды от ереси, и бился с неверными янычарами.
– Никто никогда не упрекал меня ни в трусости, ни в жалости, – сказал тихо Ходкевич, дыша глубоко и редко.
Брат Франциск продолжал:
– Из любви к Иисусу один наш брат, монах Николай, исходил подмосковные леса, изъездил холодные русские реки, стоял на коленях в холодных русских церквах, слушая безумную молитву еретиков… Там через Москву идут дороги на Восток. Еще одно усилие – и ваше императорское величество получит в руки ключи мира. Надо кончать войну.
Карта, изрисованная лесами, верблюдами, людьми на лыжах лежала на столе. Гетман подошел.
– Вот здесь, – сказал он, коснувшись рукой карты, – вот здесь, за рекою Ра, которую русские зовут Волгой, стоит ополчение с каким-то князем Пожарским.
– Какое мне дело до какого-то ополчения в глубине страны! Они не решатся пойти на нас. Я знаю, вы писали. Они пируют в Ярославле, не решаясь идти на нас.
Епископ вздохнул.
– Отец де Мело пишет – этот Пожарский простодушен и тверд, он любит грубые песни своего народа и долго сидит за обедом, но он тверд. С ним некий Минин из простых людей, – он, кажется, мясник. Он собирает коней, кормит их, он чистит их скребницей в стране, которая лежит вся в развалинах. Он сеет хлеб и ждет срока. Ваше королевское величество, я боюсь людей, которые сражаются тогда, когда они хотят, а не тогда, когда хочет враг. Они пойдут и поведут на нас толпы мужиков, как только уберут хлеб.
– Что же, он опасен, этот Пожарский? – не поднимая головы от карты, спросил король.
– Чернь ему верит, – сказал епископ.
– Что же! – продолжал король, все еще смотря на карту. – Тогда этот Пожарский может умереть внезапно, ну хотя бы так, как недавно умер от ножа в Париже мой кузен Генрих.
Король сел. Молчали все трое.
– Ну хорошо, – сказал король, обращаясь прямо к брату Франциску. – Вы дадите мне денег?
– Из любви к христианскому делу орден святого Иисуса даст вашему королевскому величеству деньги заимообразно. Его святейшество Павел Пятый посылает вам вместе с пастырским своим благословением сорок тысяч червонцев и, что чувствительнее, благостно отказывается от сборов в пользу престола апостола Петра, также передавая эти священные деньги на поход против московитов.
