Воин из пророчества | страница 71
Вальмики — не из таких. Напротив. Где она — там смута, беспокойство, там хочется кричать, вести себя неподобающе, говорить злые слова… что угодно, лишь бы увидеть дерзкую усмешку на губах женщины, лишь бы поймать хитрый взгляд ее глаз, умеющих сеять раздоры.
Какой же будет молчаливая царица ночь, если соединить ее с Вальмики? Кто одолеет: ночная тишь или несущая смятение мужчинам наложница раджи Авенира?
Остановившись, Мохандас огляделся, прислушался. Ничего, только камыши качаются на ветру, да одинокое дерево шумит над его головой ветвями.
Но вдруг в просвете между кустами мелькнула легкая, почти невесомая тень. Она! Только у нее такие движения — как у птицы, сохранившие детскую угловатость и девическую грацию. Только она одна такая, желанная, опасная, чужая и доступная, все сразу. Только в ее присутствии кружится голова, да так, что все, кажется, готов поставить на кон: собственное будущее, и возможный дружеский союз с Авениром…
Чуть слышно Мохандас кашлянул. Тень замерла на месте, а затем безошибочно побежала в его сторону. Темнота сгущалась с каждым мгновением. Как далек сейчас мир людей с его повседневными заботами от любовников!
Миг — и горячее маленькое тело Вальмики уже в объятиях Мохандаса. Ни слова между ними больше не было сказано. Она прижималась к нему, как изголодавшийся зверек, и не то смеялась, дрожа с головы до ног, не то всхлипывала. Обхватив ее своими большими, могучими руками, Мохандас увлек ее в камыши.
Он закрыл глаза и не видел. А она видела. Она хотела видеть: широкое, с блестящими в улыбке зубами лицо мужчины, огромный черный небосвод, полный сверкающих звезд, тонкий серп луны, развернутый зубцами кверху, точно в намерении уколоть надзвездных духов…
Тихий стон счастья сорвался с ее губ. Вся ее жизнь уместилась в это единственное мгновение… и почти тотчас закончилась.
Потому что еще одна тень внезапно выступила из-за кустов.
Самонадеянные, как все влюбленные, они не знали, что их взгляды перехватывались, что нашлись ревнивые глаза, которые также приметили забытую Мохандасом плетку. Вальмики, как всякая женщина, сражалась на собственном поле битвы, — и последнее сражение она проиграла.
Авенир появился в тот миг, когда отрицать что-либо было бесполезно. Мохандас с глупой радостной ухмылкой лежал возле нее в смятых камышах; он опирался на локоть и любовался женщиной, которая доставила ему наслаждение. А Вальмики в сбитой одежде, с растрепанными волосами, со вспухшими, нацелованными губами, смотрела на звезды, и счастливые слезы выступали на ее глазах.