– Спасибо, –
говорю я уныло.
– Вообще-то, она
не терялась...
– Как это не
терялась? – обижено
перебивает радостный
баритон. – Разве вы не
заявляли о её краже?
Я говорю:
– То есть да,
конечно, терялась. Но не сразу.
Она, вообще-то, как бы
сначала нашлась, а уже
потом потерялась, понимаете? Не понимаете? Это у меня такой
английский язык. Как бы это вам объяснить...
Когда я заявлял о краже,
я имел в виду синюю Тойоту,
которой у меня на самом
деле нет.
– Я вас понимаю,
– соглашается баритон.
– Ваш английский просто
великолепен. Гораздо
лучше, чем мой польский.
Мы немедленно продолжим
розыск синей Тойоты.
– Не надо, не
надо! – кричу я. – Меня вполне
устраивает белая Хонда! И я не поляк. Когда вы привезёте
мою машину?
– Боюсь, что
сегодня не сможем, – огорчается
баритон. – Все
в разъезде. Я думаю,
что завтра, во второй
половине дня. Это
ничего?
Я великодушно соглашаюсь:
– Ничего. Я никуда не спешу. Будьте здоровы. Привет сержантам
Джонсону и Берковскому.
– Спасибо. У нас, правда, таких
нет, но я непременно передам
привет всем сержантам.
Я окончательно успокаиваюсь,
принимаю свои витамины
и ложусь спать с чувством
удовлетворения. Все проблемы решены.
Утром меня будит телефонный
звонок. Звонит
жена.
– Доброе утро,
дорогая, – ласково говорю
я. – Как там погода в Калифорнии?
– Чтоб ты засох
от своей погоды в Калифорнии!
– говорит жена, явно сдерживаясь
от более выразительного
лексикона. – Я уже час
сижу в аэропорту и жду,
когда ты за мной приедешь!
– Конечно, дорогая! – кричу я в испуге.
– Сейчас же одеваюсь
и еду!
Тут я бросаю взгляд
в окно, и события вчерашнего
дня всплывают в моей
слабеющей памяти. Я говорю с облегчением:
– То есть я, конечно,
одеваюсь, дорогая, но
никуда не еду. Нашу
машину украли.
– Как украли? – кричит
жена. – Раззява несчастный! Шлемазел! Тебя
на один день нельзя оставить!
Кажется, она подала
мне идею.
– Да? – говорю
я язвительно-спокойным
голосом. – А кто велел
мне поставить машину
на улице? А? То-то
же. Бери такси
и приезжай домой.
