— На дело пойдут только охотники, — густо произнёс Пугачёв, напоминая Стельмаху, которого хоть и привечал, как «земляка-немчина», потому, собственно, тот и присутствовал на этом заседании штаба, однако недолюбливал, не слишком доверяя этому чересчур независимо ведущему себя грамотею.
— А пусть только кто шагу вперёд не сделает из моих орлов, когда я их кликну, — жестоко усмехнулся Стельмах. — Этой самой рукой его на месте шлёпну. — Он погладил пальцами рукоять богато украшенного пистолета.
И в этот момент он показался Омелину очень похожим на комиссара времён Гражданской войны, в кожаной куртке и с маузером в деревянном футляре на бедре, готового расстрелять всякого, кто возразит командиру или ему по любому вопросу. Вроде Дыбенко или Фурманова. Вот оно, прошлое поколение политработников, из которых вышли такие прославленные товарищи, как Климент Ворошилов и сам товарищ Сталин.
— Хорошо, — кивнул Пугачёв. — Вот тебе, Омелин, и пешая команда. Ну, и конников мы тебе соберём, с Божьей помощью.
— Вот только, быть может, не стоит товарищу комиссару Омелину самому конных в бой вести, — предложил Стельмах, куда только делись его мазурские словечки, откуда вернулась странная, студенческая, застенчивость. Интересный, всё-таки, человек. — Таким человеком рисковать нельзя.
— Я — человек, товарищ лейтенант, — ответил ему на это Омелин, — и сам хозяин своей жизни. Если я буду сидеть в штабе, то какой же я военный комиссар. Получается, я — крыса тыловая, а не военный комиссар. Ведь многие мне это за глаза говорят, не так ли, товарищ лейтенант? — Стельмах часто изгалялся по этому поводу, особенно хлебнув первача. — Вот теперь вы все увидите, что я не стану прятаться за спины других, когда дело доходит до выполнения моих планов.
— Славно сказал, — уронил Пугачёв, как бы завершая этими словами заседание штаба, — правильно.
Той же ночью в двадцати верстах выше по течению Уфы, куда уже не решались заходить патрули екатерининских войск, пожилой башкир Туймазы — житель здешних мест, вёл людей и коней к берегу реки.
— Переправа совсем плохой, — приговаривал он. — Войско не переведёшь. Никак не переведёшь. Вода поднялась. Высоко-высоко. Вот тут надо к этому дереву крепкий верёвок привязать, чтобы переправа хороший была. Есть такой верёвка? — Кто-то из роты Стельмаха протянул Туймазы несколько увязанных в бухты канатов. — Добрый верёвка. Будем вязать. — Он быстро наладил несколько узлов, проверил на прочность, заставив навалиться сразу нескольким дюжим парням. — Теперь на тот берег надо. — Обвязавшись теми же верёвками, Туймазы прыгнул в воду, не раздеваясь, и диковинной рыбой поплыл на тот берег Уфы. Там он выбрал дерево покрепче, навязал узлов, наладив верёвочную переправу. Перебравшись по ней обратно, он принялся объяснять, каким образом переправлять по ней лошадей.
