— А если запорожцы разобьют тяжёлую кавалерию? — засомневался Омелин.
— Ты себя-то слышал, Андрей, а? — усмехнулся Кутасов. — Сечевики разобьют тяжёлую кавалерию, такого быть не может. Ты лучше скажи, как дело с предателем идёт? Он сейчас для нас важней всей казаков с сечевиками.
Засланные в тыл вражеской армии пропагандисты Омелина и шпионы Сластина обнаружили офицера, готового перебежать к восставшим. Не смотря на отсутствие немецких корней он принадлежал к роду, поддержавшему Петра Третьего, а не Екатерину и оказавшемуся в глубокой опале и почти обнищавшему. К тому же, этот офицер был явно недоволен своим положением в полку, хотя и имел под началом не столь уж малое количество солдат. Если его удастся склонить к переходу на сторону восставших, это станет крайне неприятным примером для остальной части екатерининской армии. Он может подтолкнуть к этом других солдат и офицеров, особенно тех, чьи судьбы круто изменило убийство Петра Третьего.
— Он всё ещё колеблется, — сказал Омелин, ведавшей всей операцией, — хотя и с солдатами поговорить на эту тему уже успел. Те, как раз, практически все поддерживают его, благодаря работе моих людей. Но большой проблемой являются офицеры, с ними, как доносит и сам предатель, и мои люди, и разговаривать нечего. Все безоговорочно преданы Екатерине.
— Не так плохо, наша опора именно солдаты, — кивнул Кутасов, — а офицеры — белая кость. На них рассчитывать пустое дело. Слышал, кстати, о Добровольческой армии?
— Ещё пока корпусе, — поправил Омелин. — И верховодит ими какой-то немец природный, а не потомственный казак Лавр Корнилов.
— Вспомни ещё эту сволочь, — отмахнулся Кутасов. — Перебили и выкинули за кордон мы ещё два с лишним десятка лет тому всех этих корниловых, деникиных и кутеповых. То же будет с всякими врагами советской власти. В любом времени.
— Владислав, — не смог сдержать улыбки Омелин, глядя на раздухарившегося комбрига, — это, вообще-то, мои слова. Этак ты у меня вовсе хлеб отберёшь.
Глава 16
Это есть наш последний…
По всем расчётам решающее сражение, от которого зависела судьба Москвы, должно было состояться около Арзамаса. Из Сызрани и Саранска скорым маршем к нему спешили Мансуров и Голицын, Добровольческий корпус фон Бракенгейма и семь полков генерал-аншефа Панина выступили из Москвы к Арзамасу, вокруг которого уже готово было сомкнуться кольцо трёх корпусов правительственных войск. Однако самозванец не проявлял ни малейшего беспокойства, как будто и не превосходил враг его числом примерно в полтора раза. Более того, он явно собирался дать бой вне стен города, в поле и без поддержки городской артиллерии. Обезопасив лишь свои тылы и частично, фланги. Именно об этом докладывала разведка, ей не верили, отправляли новых разведчиков, но и те приносили прежние сведения. Армия Пугачёва стоит лагерем в нескольких верстах от Арзамаса, словно ожидая подхода правительственных войск.
