— Ты мундиры их видел, — напомнил ему Коренин. — Нет, Шневец, тут что-то вовсе невиданное. В картузах, в рубашках, но дело военное знают крепко. А кто эти комиссары в кожаных куртках?
— Да уж, дело небывалое, — согласился с ним Шневец. — Откуда они взялись? С неба попадали, что ли?
— Комиссары эти уже объявлялись, — напомнил я. — Помните, господа, в Польше, в семидесятом, когда ещё с крылатыми гусарами дрались и Беньовского в плен взяли. Их тогда всех перевешали.
— Да, были, были такие, — покивал Коренин. — Злые люди и говорили они странные вещи. О какой-то ненависти, о классах. Я, лично, мало запомнил из этого бреда.
— Это нам такие слова нипочём, — заметил секунд-майор Ерышев, — а мужику они как раз по сердцу приходятся. Вот потому они такие злые, и в рукопашной с этими солдатами «нового строя» справиться так сложно. Комиссары раздувают в душах их огонь ненависти к нам, господам-дворянам, да и к тем, кто им служит — чиновникам и даже простым солдатам. Одного только не хватало врагу — военной выучки, а теперь она у них, извольте видеть, есть.
— Да бросьте вы, Ерышев, — отмахнулся от его слов Самохин, так и не поднявшийся до ротмистра, хотя и продолжал командовать четвёртым эскадроном. — Какая, к чёрту, военная выучка! У кого? Рабочих? Крестьян? Мужиков-лапотников? Откуда ей у них взяться?
Ответом на его реплику послужили известия о падении Красноуфимска.
— И как вам это понравилось, господа? — спросил у нас сияющий, как новенький гривенник, Ерышев, поведавший нам о разгроме красноуфимского гарнизона. — Экая уловка? Не ждали такого от казачков маркиза Пугачёва, а?
— Вы что это такой довольный, Ерышев, — спросил у него Коренин, — будто не нашу крепость взяли, вы лично Пугачёва на аркане притащили к нам.
— Да нет, господа, — тут же смутился секунд-майор, — я просто как опровержение слов Самохина насчёт военной выучки.
— А дела, между тем, господа, весьма прескверные, — заметил Коренин. — У Пугачёва теперь не толпа мужиков-лапотников, а сильная, закалённая в боях армия. И он, скорее всего, рвётся к Казани. А на полковника Толстого я бы не особенно полагался.
— Отчего у вас такое недоверие к господину полковнику? — поинтересовался наш командир, входя в палатку офицерского собрания. — Он, вообще-то, на хорошем счету.
— Толстой из графов, белейшая из белой кости, — усмехнулся Коренин. — Он собирается пугачёвцев батогами разогнать. С таким настроением против нынешней армии Пугачёва выступать не стоит. Войск в Казани слишком мало, хватит только для того, чтобы город оборонять, а я уверен, что Толстой их за стенами держать не станет. Ему славы военной подавай, он захочет громкой победы в поле.
