Позавтракали торопливо: не выдерживали графика движения. Сержант тактично говорил «мы», но все понимали, к кому это относилось. Стручков еще на первом привале заспорил с ефрейтором Железняком, доказывая, что поднялись на минуту раньше назначенного времени. Позолота с его утреннего настроения спала. Выражение лица было кислое-кислое.
Окаменевшее тело исполинского бульдога осталось внизу. Мы поднимались по крутому откосу из слоистого известняка. Этот откос напоминал полуразрушенную лестницу без начала и конца. В расщелинах ступеней гнездился колючий кустарник. Он впивался в колени, цеплялся за сапоги. Каждый выступ приходилось брать с трудом. Смотрю, как идут другие. У каждого своя походка, своя выдержка. Гришин только еще громче, еще натужнее продувает легкие. Чистяков сзади скрежещет железными подковами, словно выворачивает камни. Стручков бредет, как обреченный. Вот он запнулся за ступеньку, сорвал зло на черте и на его матери и сел. Железняк остановился около него.
— Так... А еще не вечер!
— До вечера шестом не достать, — не понял Петька.
Старший группы объявил перекур...
Все резче оскал горных пород. Лестница кончилась. Ее верхние ступени будто кто нарочно раскидал, разворочал. Плиты то стоят торчком, то кренятся набок, то угрожающе разевают пасть. Обойти их не всегда удается, приходится подниматься вверх с помощью товарищей. Вот зачем понадобилась такая расстановка ходоков, наш гусиный строй. Железняк страхует Петьку, Чистяков — меня. Сержант прокладывает маршрут. Надо полагать, что это самый легкий, самый доступный. Н-да. «А еще не вечер!» — вспомнил я слова Железняка и его насмешливую улыбку. Еще не вечер...
Большой привал. Остановились у закоптелого зева пещеры. Внутри ее был густой сумрак, пришлось пустить в ход фонарик. Она была уже кем-то обжита. Посредине два плоских камня служили очагом, между ними — остатки угля. Справа в естественной нише аккуратно сложены камышитовые маты. Рядом — вторая ниша, поменьше, прикрытая каменной плитой. Сержант отодвинул плиту, подозвал меня и Стручкова.
— Посмотрите, чем не волшебный клад?
И верно. В углублении столбики банок со сгущенным молоком, тушеным мясом, зеленым горошком, рыбные консервы. Здесь же небольшая стопка дровец.
— Здорово! — повеселел Петька и вытащил сразу четыре банки.
— Осторожно, чужое! — предупредил Железняк и закатил консервы обратно.
— Как это «чужое»? — не понял Петька,
— Ты оставил?
— Не все ли равно?
— Не все. Это энзе — неприкосновенный пограничный запас.
