— Анну Марию делла Фоскарини! — нашлась Джульетта, быстренько оправившаяся от обморока.
— Джульетта! — негодующе воскликнула я, но юный господин Хорнек поцеловал мне руку и, в мгновение ока склонившись к моему уху, шепнул:
— Не волнуйтесь, синьорина, у меня ваше имя никто не выпытает.
Клаудия тем временем схватила бокал шампанского и жадно отпила из него.
— Франц — Аннина, Аннина — Франц. Все, теперь можете идти танцевать!
И мы пошли танцевать. Это было даже чудеснее, чем я мечтала, несмотря на новую обувь и отсутствие опыта. Несмотря на бокал шампанского — или благодаря ему, — мы кружились в танце подобно листьям, поднятым ветром высоко в воздух.
Нет, мы слились в танце воедино, стали одной душой, одним сердцем, и впервые в жизни мне не было одиноко.
Мы танцевали без перерыва, останавливаясь лишь на минуту, чтобы взять еще шампанского. Но даже если фигуры танца удаляли нас друг от друга, он все равно был так близок, что казалось, будто мы соприкасаемся…
Боюсь, я пила больше, чем следовало. В Пьете нам всем дают вино, но его разбавляют водой, пока мы не повзрослеем достаточно.
Франц вывел меня на балкон, чтобы остыть в ночной прохладе. Там уже толпились другие гости, в более или менее беспорядочном состоянии ума и костюма, обвившие друг друга, как пряди морских водорослей. Я заметила Клаудию, в компании Скарлатти — она смеялась, икая, а он выклевывал виноградинки из грозди, заправленной в ее декольте. На его лице — маску музыкант давно сбросил — застыло выражение самой глубокой сосредоточенности. Красивее мужчины я в своей жизни не встречала. Я быстро отвела взгляд.
— Вернемся обратно в залу? — предложил Франц.
Пока я думала, что ответить, над каналом разнеслись звуки «Cum Sàncto Spiritu».>33 Я сразу узнала голоса наших figlie di coro. Мы с Францем рука об руку подошли к перилам — да, это были они, выстроенные над той самой гондолой, что доставила нас ко дворцу. Каждая девушка держала свечу. В волосах у них были веточки остролиста.
Слушать и видеть подруг со стороны было так непривычно, словно я уже умерла и мой дух с небес взирает на сироток-певчих нашей Пьеты. Меж тем в ночной тишине serenata>34 звучала невыразимо прекрасно, а близость Франца Хорнека, заключившего мою руку в свою, придала странную зыбкость всем моим членам.
Едва затихли последние музыкальные переливы, как ночь огласили свистящие звуки и взрывы, следом за которыми вспыхивали светящиеся цветные вихри и фонтаны, каскадами льющиеся с неба в ночной тьме. Хлопая в ладоши и прыгая от восхищения, я повернулась к Францу — и тут он поймал меня в объятия.
