Шарон снился непривычно прекрасный сон. Исчезла щемящая боль безысходного одиночества. Все ушло, растаяло в объятиях ее желанного… единственного. Наконец-то он признался, что любит ее, и всегда любил, и всегда будет ее любить…
Дрожь сладостного удовольствия овладела Шарон. Она все теснее, крепче прижималась к нему, всем своим существом упиваясь теплом его атласной кожи. Каждая пора ее естества ликовала от этой близости, сказочной возможности быть полностью с ним, открыть ему свою любовь.
Она так давно знала его, так томительно долго к нему тянулась, но тяготы ожидания остались в прошлом, лишь усиливая тем самым блаженство наслаждения, которое несли ей эти мягкие теплые волны, то кротко убаюкивая, то повелительно напоминая о своем стихийном могуществе, исподволь возбуждая ее. Наконец-то свершилось волшебство: ей дарована способность отбросить все запреты, чтобы показать свои чувства, свое желание свободно прикасаться к нему, гладить его тело.
Во сне Шарон чуть ли не замяукала от счастья, плотнее прижимаясь к Роберту, нисколько не волнуясь ни о том, что она делает, ни о том, что халат, который она так тщательно надевала, валяется на полу. Шарон сама сбросила его во сне, не выдержав непривычного ощущения.
Роберт проснулся от ее чувственных движений. Выругавшись про себя, он отпихнул ее. Теперь их снова разделяло некоторое расстояние.
Шарон, возмущенная тем, что ее отталкивают от манящего, вожделенного тепла, которое принадлежит ей по праву, пытаются разлучить с ее единственным, рядом с которым она сейчас готова была забыть весь мир, сквозь сон невнятно о чем-то попросила, одновременно сопротивляясь его попыткам отодвинуться от нее. Она змеей обвила его и цепко сжала тоненькими пальчиками запястье.
— Шарон… — Тихим сердитым голосом предупредил ее Роберт.
Он всегда гордился своей способностью контролировать себя. Умению скрывать свои чувства он научился в юности — у него не оставалось другого выбора, когда умер его отец. Но приходит момент, когда сдержать себя невозможно, когда ни один мужчина…
Он встряхнул Шарон за плечо, но глаза ее были плотно закрыты. Все ее тело было сковано сном. В серебристо струившемся лунном свете он видел ее беспорядочно разбросанные волосы — шелк на шелке там, где они касались ее кожи. Он осторожно погладил спутанные пряди.
Шарон чувственно улыбнулась, вдохнув знакомый запах его кожи. Она повернула голову, коснулась трепетными губами плеча Роберта и, как бы ощутив его вкус, блаженно вздохнула. Она приоткрыла рот, так, чтобы коснуться его языком.
