Но на этот раз свободных мест в клубе почти не осталось.
— Начальство проявило гуманность, — сказал Костров Володе, усаживаясь рядом с ним. — Даже несколько полетов перенесли по такому поводу. Удивительно, но факт!
Володя с любопытством смотрел на сцену. Выглядела она необычно. Привычный занавес был снят совеем. Вместо него с потолка свешивался голубовато-серебристый экран. Он казался подвижным, словно непрерывно стекал вниз, струясь и переливаясь. Вдоль рампы вытянулся длинный и узкий блестящий ящик. Из боковых лож смотрели на сцену слепые глаза каких-то многочисленных странных прожекторов, установленных на сложной системе кронштейнов. Аппаратура казалась бутафорской, напоминала декорации фантастической пьесы.
Свет погас. И тотчас взметнулась, плеснула широкой волной увертюра, захлестнула зал. Одновременно стали возникать из пустоты тяжелые складки красной с золотом парчи. Еще несколько секунд — и на месте струящегося экрана повис знакомый всем традиционный занавес Большого театра. Аплодисменты даже заглушили музыку — такой реальной до малейших подробностей оказалась эта картина. Было просто невозможно поверить, что все это — лишь иллюзия, оптический эффект...
Занавес мягко раздвинулся, и аплодисменты вспыхнули с новой силой. Скромная клубная сцена вдруг намного раздалась в ширину и глубину, превратилась в роскошные княжеские палаты. Началось первое действие оперы. Декорации, костюмы, лица актеров, тончайшие световые оттенки — все было настолько реальным, что Володя никак не мог избавиться от ощущения, будто он чудом снова очутился в Москве, среди зрителей Большого театра. Он даже тряхнул головой, словно отбрасывая какое-то наваждение. Но нет, все осталось по-прежнему. Гремела свадебная песня, перебирали струны седые гусляры, высоко поднимали кубки гости...
Кажется, стоит лишь пройти вперед — и можно коснуться любого из актеров. Ну как убедить себя, что на самом деле сцена, декорации, артисты находятся за многие сотни километров?
Володя украдкой бросает взгляд на соседей. Восторженные глаза Кострова, застывший угловатый профиль Чумака, непривычная задумчивая улыбка на лице Соколова. Потом кто-то незнакомый, а за ним... Этот взгляд исподлобья, эту тугую прядь, упрямо упавшую на глаза, он может узнать мгновенно. Она!
Мелькнула мысль — а может быть, и это только эффект присутствия? Может быть, сюда проектируется часть зала театра, и она сидит там? Но нет, техника тут ни три чем. Вон, немного подальше, летчик, которого он почему-то заметил перед началом оперы.
