Джордана улыбнулась. Ей дано лишь воображение, и оно рисовало его сказочно прекрасным.
Его рот на ее губах был властным и непреклонным. Минутное успокоение не принесло разнеженности. Он хотел. Он брал. Она счастлива была отдать ему себя – всю. Джордана давно перестала тревожиться о последствиях. Будь что будет, у нее есть сегодня, и это сегодня – Патрик. Она притянула его поближе, ее губы раскрылись ему навстречу, отвечая страстью на страсть. Не думая ни о чем, она шагнула в неизведанную страну.
Он отодвинулся – чуть заметно, – прикоснулся пальцем к лицу, так часто улыбавшемуся ему с обложек журналов и из воспоминаний. Снова склонился к ней – такой живой и теплой под его губами. Поцелуй обжигал страстью сильнее, чем предыдущий, но слабее, чем следующий и следующий…
Патрик отстранился от нее с глухим стоном. Вцепившись в руль, уставился в темноту.
– Как я поведу машину? Несколько часов не прикасаться к тебе!
Мосты ее были сожжены, назад пути не было.
– Не сопротивляйся, Патрик. Сражение закончено для нас обоих. Ты научился жить с моей слепотой. Забудь о ней совсем на сегодня. В темноте, в твоих объятиях, она не будет иметь никакого значения. Я буду такой же, как любая другая женщина. Ты не давал никаких обещаний. Я их и не жду. Мне просто нужна сегодняшняя ночь. – В горле ее было сухо, как в пустыне.
Стиснув его ладонь, она прошептала:
– Я хочу тебя.
Ладонь Патрика развернулась в ее ладони, их пальцы переплелись. Он молчал. Обморочную тишину нарушил лишь тяжкий, долго сдерживаемый выдох. Проклятие, вздох, а потом хриплый вопрос:
– Где?
Джордана освободила ладонь от его хватки, внезапно ставшей мучительной. Он не собирался облегчать ей положение. Может, неосознанно пытался вернуть ее в прежнюю колею, принуждал к отступлению, уже не надеясь на собственное благоразумие?
Она не согласна на отступление.
– В городском доме Даниэлей. – Прислушиваясь к своему, ставшему вдруг незнакомым, голосу, она назвала улицу и номер дома. – Я там давно не была, но его держат в порядке для… – Джордану удивила хлестнувшая по сердцу боль, оставленная, как ей казалось, в далеком прошлом. – Его держат и порядке, потому что…, бабушка его любила, но теперь она там никогда не показывается. – И добавила, объясняя упрямство старухи:
– Дом принадлежит мне и содержится на мои деньги.
С безмолвным проклятьем в адрес Эммы Даниэль, Патрик крутанул ключ зажигания и вывернул со стоянки на улицу.
Дом выглядел совсем не так, как загородное жилище Джорданы – удобное, уютное, изысканно простое по стилю. Фамильный дом Даниэлей казался чопорным в своем ледяном совершенстве. С портрета над камином на них смотрела надменная дама – холодные глаза, спина прямая как палка, губы стиснуты.
