— Ты вообще как, намерен содержать свое животное? Собаки, между прочим, любят фуп.
— Это не твое дело.
— Ну, валяй, валяй, а мы посмотрим, как ты по такой жаре потащишь пропитание для своей лошади.
Славка понял вдруг, к чему все клонится, и, вместо того чтобы огрызнуться, пихнул Гришку в плечо и дружелюбно сказал:
— Без тебя обойдемся!
Неожиданно заволновался Володя. Он подошел к Вике, стал мяться, вздыхать, потом забормотал тихо:
— Честное слово, я бы с тобой пошел, понимаешь? Ну, чем хочешь поклянусь, что мне не лень, но… если бы ты зашла к нам и сказала моей маме, что… я жив. Нет! Если б ты сказала моей маме, что я нечаянно попал на экскурсию… Все равно не хватит еды, а моя мама знаешь сколько даст… Ну, пожалуйста, очень тебя прошу… Если я пойду, меня уже не отпустят, а так долго пропадать я тоже не могу, поняла?
— Где ты живешь?
— Улица Курсанта, шесть, это недалеко от вас.
— Хорошо, я пойду к твоей маме и скажу, что ты сопровождаешь иностранную делегацию по Карельскому перешейку…
— Нет, — сказал Гриша, уже растянувшийся в траве, — ты лучше скажи, что он залез на дерево и не может слезть, — этому она скорей поверит.
— Ребята, а может быть, нужно пацанов отвести домой? — серьезно спросил Костя.
— Я не хочу домой, — повторил Павлик.
Ленька насупился и сердито загудел:
— Моя мама умная… Я приду домой фам!..
После ухода Вики и Славы наступило унылое ожидание. На воду они уже смотреть не могли. Отдыхать тоже давно надоело, но главное — это червяк ожидания, который если уж забрался в человека, то кончено!
Не страдал, пожалуй, один Леня, потому что он ежесекундно жил, и это ему было бесконечно интересно.
Под вечер все на свете устает и жаждет отдыха. Небо — от солнца, деревья — от ветра, даже камень, взятый в руку, всей тяжестью своей говорит: положи меня на землю, я тоже хочу отдохнуть…
Павлик полулежал в тени, задумчиво подперев голову рукой, и смотрел на куст, который рос поблизости. В просветах между ветками озерная вода казалась намного ярче и темней, чем на всем остальном пространстве. Павлик все сравнивал и сравнивал и никак не мог понять — почему такая разница.
Вялым взглядом он проводил ребят, опять побежавших купаться, заметил, как смотрел на это Марс, поднявший голову из травы. Даже по затылку собаки было видно — она не одобряет их, как всякая уважающая себя собака, которая никогда не перекупается и не переест, потому что во всем, кроме любви к человеку, очень сильно развито у нее чувство меры..
