Надо же было, чтоб совсем случайно я встретил Мирзу, когда его вели трое конвойных с примкнутыми штыками. И было это на окраине Эрзерума.
— Мирза! Не может этого быть, Мирза! — крикнул я, осаживая коня и не веря своим глазам. — Мирза, друг мой, ты ли это?!
— Эльдар! — обернулся Мирза, и в его глазах я увидел радость и, как мне показалось, надежду.
Я спешился, подошел, мы обнялись. Конвойные смотрели растерянно.
— Как это понимать? Куда это тебя?
— Вот спроси земляков! Хотят отправить меня к праотцам на этой чужой земле, будто в Дагестане не найдется земли для могилы. Пытаюсь объяснить, что на том свете мне трудно будет искать своих, не лучше ли сперва вместе отправиться в Дагестан? Не слушают!
— Это большевистский эмиссар, — заикаясь, поторопился объяснить конвойный, — приказано…
— Отставить!
— Мне приказано…
— Здесь приказываю я, начальник оккупированного вилайета Эрзерум! Понятно?
— Я такого не знаю, штабс-ротмистр приказал…
Надо было что-то срочно делать, я не мог допустить, чтоб Мирзу расстреляли. И я взмахнул плетью. Но тут Мирза схватил меня за руку:
— Не надо, Эльдар! Это свои…
Я оторопел: что за маскарад?!
— Иначе здесь опасно ходить, Эльдар, — объяснил Мирза. — И я боялся, что ты не поймешь…
— И ты мог подумать?! — Обида подступила к горлу. — Не ожидал!
— Теперь всего можно ожидать, Эльдар. Земля горит. Горцы восстали… Прости, если мы обидели тебя недоверием… На этой земле турки сами разберутся, а мы должны быть там, в Дагестане!
— Это агитация?
— Нет, дружеский совет. Чтоб ты со своей сотней направился туда, где решается судьба…
―Чья судьба?
―Нашего народа, Эльдар. Лучшие сыны Дагестана там!
―Предлагаешь нарушить присягу?
— Самое святое — присягнуть своему народу, Эльдар. Прощай!
— Прощайте, — сказал я, охваченный смутным чувством: хотелось вернуться домой и смущала дальнейшая моя судьба. — До встречи в Дагестане! — крикнул я вслед уходившим…
В конце концов, Дагестан, конечно, был дороже Эрзерумского вилайета.
В тот же день я убедился, что Мирза прав. Едва вернулся в свою резиденцию, как узнал, что сын Али-Султана, мой двоюродный брат Гарун, поднял свою сотню и отправился в родные горы вместе с Мирзой. Практически Дагестанский конный полк уже не существовал! Да и не только полк, — армия распадалась: солдаты переставали повиноваться, а офицеры присмирели; казалось, они прислушиваются к дыханию бури. Вскоре и весь наш полк отправили на родину. И уже в дороге, слушая солдатские разговоры, человек поумнее мог бы понять, против кого обнажат шашки дома эти герои недавних сражений… Но я не понял. На глазах разлагалось государство… Рушилось, разваливалось величавое здание империи, в котором я увлеченно поднимался по застланной коврами беломраморной лестнице — вверх, вверх, вверх… Вышло же так, что чин поручика, именная сабля и два георгиевских креста — высшее, чего я смог добиться в жизни, венец и конец всех моих иллюзий.
