— Вам никогда не приходило в голову, лейтенант, что вы можете ошибаться?
Он помолчал, глядя себе под ноги, и она поняла, что он пытается быть с ней как можно мягче, но от этого становилось еще страшнее, чем от его упрямой решительности.
— Кровавый след тянется от места убийства сюда, — непреклонно напомнил он.
— Но ведь мог же на них обоих напасть кто-то другой?
— Судя по уликам, которыми мы располагаем, такой сценарий маловероятен.
— Но и не так уж невероятен.
Он долгим взглядом посмотрел ей в глаза:
— Если у вас есть какая-нибудь другая ниточка, я с радостью начну искать в этом направлении. У вас есть что-нибудь?
— Нет, — подумав, ответила Энн. — Пока нет.
— Пока? — повторил он, нахмурившись. — Миссис Марсел, не вздумайте совать свой нос в дела, которыми должна заниматься полиция…
— У меня есть ваша визитка, лейтенант.
— Предупреждаю вас…
— Не вздумайте совать свой нос в мои дела, лейтенант.
Биение жилки на шее выдавало его ярость. Сначала он ничего не ответил, даже выдавил из себя очередную улыбку. Потом сказал:
— Если понадобится, миссис Марсел, я вызову вас в участок.
С этими словами он наконец ушел, негромко, но решительно щелкнув дверным замком.
Дрожа, Энн добралась до дивана и рухнула на него. Этот лейтенант опасен. Совершено убийство, кто-то должен за него ответить. Обидно, но всем кажется сейчас очевидным, что преступление совершил Джон.
А он его не совершал.
Откуда ты-то сама это знаешь? — невольно вырвалось у нее. — Может ли вообще один человек до конца знать другого?
Он не убивал эту девушку, Джон не мог. Энн знала его.
И не понимая, каким образом, но была решительно намерена доказать, что он невиновен.
Марк дремал, но его терзали бессвязные, тревожные видения.
Лицо Джины.
Глаза Джины.
Он знал ее не столько давно, сколько хорошо. Она была другая. А может, не такая уж другая? Может, просто она научила его понимать, что любое человеческое существо — дитя какой-то женщины, и, вероятно, ее способность смеяться перед лицом всех несчастий помогала ему тогда, когда он в этом больше всего нуждался. Джина верила. Она верила, что ее жизнь изменится, что дни ее наполнятся любовью. Она умела танцевать с чувственностью, способной, казалось, вызвать возбуждение и у евнуха так, что его половой орган восстал бы, словно хвост у ящерицы, но все, чего она хотела от жизни, — это аккуратный белый забор из штакетника, две кошки во дворе, собака, двое детей и муж, возвращающийся каждый вечер домой. Она любила готовить, шить. Мечтала когда-нибудь объехать все американские парки аттракционов, покататься на всех прогулочных корабликах, съехать со всех горок. Когда-нибудь.
