— Когда он вам звонил, синьор?
— Несколько часов тому назад. А что?
— Интересно, тело уже убрали?
— Скорее всего, не оставлять же его на жаре.
— Да, конечно, — согласился Брунетти, — а куда его отвезли?
— Понятия не имею. Наверное, в какую-нибудь больницу. Может, в Умберто Примо. Там есть морг и производят вскрытия. А что?
— Хотелось бы взглянуть, и на место, где это случилось, тоже.
Патта был не из тех, кого увлекают подробности.
— Раз это дело Местре, возьмите у них машину и водителя. Наших не берите.
— Что-нибудь еще, синьор вице-квесторе?
— Нет. Я уверен, что там ничего сложного. За неделю вы успеете сдать его в архив и поедете в свой отпуск, как собирались.
Как это было похоже на Патту: он и не подумал поинтересоваться планами Брунетти или тем, во что ему обойдется изменение этих планов вроде отмены брони в гостиницах. Все это были незначительные детали, мелочи.
Выйдя из кабинета, Брунетти увидал, что, пока он беседовал с Паттой, в приемной у шефа успели поменять мебель. В маленькой комнате, примыкающей к кабинету, стоял теперь письменный стол, а под окном — круглый журнальный столик.
Брунетти спустился на первый этаж, где размещались низшие чины — те, что носили форму. Дежурный, сержант Вьянелло, разбирал за столом какие-то бумаги. Не успел Брунетти ничего спросить, он поднял голову, улыбнулся и сказал:
— Да, комиссар, это правда. Тито Бурраска.
Услышав его слова, Брунетти испытал второе потрясение, не меньшее, чем за несколько часов до того, когда до него дошли слухи о случившемся. В Италии Тито Бурраска был человек-легенда, если можно так выразиться. Он начал снимать кино в шестидесятых, фильмы ужасов, полные крови и вывороченных внутренностей, таких откровенно бутафорских, что фильмы вызывали смех и иначе как пародия на жанр не воспринимались. Но Бурраска был хоть и бездарь, но не дурак. Он быстро оценил вкусы публики и стал выпускать еще более откровенные подделки. Вампиры в его картинах могли щеголять в наручных часах, будто бы забывали снять их перед съемкой, о бегстве графа Дракулы сообщали по телефону, актерские приемы были ходульные, как у марионеток. Вскоре он прославился и превратился в культовую фигуру. Народ валом валил на его фильмы, с азартом выискивая его «промахи» и веселясь от души.
В семидесятых он обратился к жанру порнографии, где тоже весьма преуспел. Проблему сюжета Бурраска решил очень просто: смахнув пыль с прежних ужастиков, он пустил их в оборот. И актеры были прежние, но только теперь вместо вурдалаков и оборотней им велели изображать насильников и сексуальных маньяков. И снова кинотеатры ломились от зрителей, но теперь зрителей иного сорта, которые приходили не за тем, чтобы тыкать пальцем в несуразицу, происходящую на экране, и смеяться.
