В 17:30, когда Лопсанг уходил с Южной вершины, чтобы продолжить спуск, он обернулся и увидел Харриса, медленно бредущего вверх по гребню вершины, чтобы помочь Холлу и Хансену. Харрис был очень ослаблен, если судить по состоянию, в котором я видел его два часа назад на Южной вершине. Это был героический поступок, который стоил ему жизни.
В это время на несколько сотен метров ниже Скотт Фишер вел изнурительную борьбу за спуск на Юго-восточном гребне, эта борьба ослабляла его все больше и больше. Спустившись на высоту 8530 метров к верхушке скалистых выступов, он оказался перед цепочкой низких, но сложных для прохождения зубьев, торчащих вдоль гребня. Слишком изнуренный, чтобы справиться со спуском по провешенным перилам, Фишер соскользнул на пятой точке прямо вниз по примыкающему снежному склону. Это было легче, чем спускаться по перилам, но после такого спуска он оказался ниже уровня скалистых выступов, а это значило, что ему предстояло проделать трудный подъем по траверсу, по колено в снегу, чтобы вернуться на маршрут.
Тим Мэдсен, спускавшийся с группой Бейдлмана, случайно взглянул наверх с Балкона, это было около 17:20, и увидел, как Фишер начал подниматься по траверсу. «Он выглядел чрезвычайно уставшим, — вспоминает Мэдсен. — Он делал десять шагов, потом садился и отдыхал, шагал еще немного и отдыхал снова. Он двигался очень медленно. Но выше Фишера я разглядел Лопсанга, спускающегося по гребню, и я предполагал, что вскоре Лопсанг догонит Фишера, позаботится о нем и все будет о’кей».
По словам Лопсанга, шерп догнал Фишера около 18:00, чуть выше Балкона: «Скотт не пользовался кислородом, поэтому я надел на него маску. Он сказал: „Я очень устал, слишком устал, чтобы идти вниз. Я собираюсь прыгнуть“. Он говорил это много раз, действуя, словно сумасшедший. Поэтому я связался с ним веревкой, иначе бы он спрыгнул вниз, в Тибет».
Связавшись с Фишером веревкой длиной в 20 метров, Лопсанг уговорил своего друга не прыгать, а затем позволил ему медленно двигаться в направлении Южной седловины. «Тогда был очень сильный ураган, — рассказывает Лопсанг. — Бум! Бум! Два раза словно выстрелили из пистолета — это прогремел гром. Два раза молния ударила очень близко от нас со Скоттом, очень громко и очень страшно».
Внизу, на сотню метров ниже Балкона пролегал мягкий заснеженный овраг, по которому они осторожно спускались; овраг сменялся крутым склоном из оголенного, сыпучего сланца, и Фишер был не в состоянии справиться с этим сложным участком спуска, так как чувствовал себя очень неуверенно. «Скотт теперь не мог идти, у меня была большая проблема, — говорит Лопсанг. — Я попробовал нести его, но я тоже был очень уставшим. Скотт большой, а я очень маленький; я не мог его нести. Он говорил мне: „Лопсанг, иди вниз. Ты иди вниз“. Я сказал ему: „Нет, я остаюсь здесь с тобой“».
