– Хотел уточнить некоторые подробности, – признался Дронго, – у вас недавно скончалась Генриетта Андреевна Боровкова.
– Ах, вы об этом. Тогда понятно. Нашумевшая история. Наш главврач считал, что ее убили, а его заместитель пробила статью в газете, чтобы замазать наш хоспис. Обычная свара между чиновниками.
– А если ее действительно убили?
– В нашем хосписе? – спросил Мишенин, не скрывая иронии. – Кому она мешала? Это была выжившая из ума старуха, которая умудрилась поругаться со всеми.
– Если со всеми, то, значит, ее ненавидели многие, – возразил Дронго.
– Ее просто не любили, – отмахнулся Мишенин, – но убивать… У нас не такие пациенты. Каждый думает только о своих проблемах. И все понимают, что им осталось не так уж много дней.
– Я могу задать вам личный вопрос?
– Валяйте. У меня уже нет ничего личного. Все осталось в прежней жизни.
– Разве вас нельзя было вылечить? Мне сказали, что первую почку вам удаляли где-то за рубежом. Вы ведь были членом совета директоров крупной компании. Может, вы рано решили сдаться?
– А я не сдавался, – ответил Мишенин, – просто после первой операции в Лондоне меня убеждали, что все прошло нормально и я могу вернуться к прежней жизни – правда, с некоторыми предосторожностями. А оказалось… Моя первая операция стоила двести сорок тысяч долларов. Вторая могла стоить недешевле. Но вторую почку мне удалять просто нельзя. Люди могут жить без аппендикса или даже без желчного пузыря, могут существовать, как и я, с одной почкой. Но без двух почек просто невозможно. Тогда поставили вопрос о замене моей почки на донорскую. Мне объяснили, что такая операция обойдется как минимум в полмиллиона долларов и гарантии нет совсем. Ни одного процента. Возможно, пока будут искать донора, я вообще отдам концы. Тогда зачем тратить такие деньги на бесперспективную операцию? К тому же в прошлом году в нашей компании возникли большие проблемы – впрочем, как и у всех остальных. Кризис ударил в самое неподходящее время. Все, как обычно. Я подумал, что будет правильно, если все мои деньги останутся в семье, жене и дочери. А сам переехал сюда. Мне не на что было рассчитывать, врачи вынесли свой приговор. Хорошо еще, что моя бывшая компания оказалась в состоянии определить меня сюда. Вот такая невеселая история.
– Какой-то процент надежды есть всегда, – задумчиво произнес Дронго.
– У меня он слишком маленький, – ответил Мишенин, – слишком иллюзорный, чтобы стараться. Хотя, наверно, вы правы. Надежда умирает последней. Но только не в моем случае.
