– Вы ее не знаете, – улыбнулся Федор Николаевич, – она человек смелый и мужественный. И никакой скованности не будет, даже если вместо меня здесь окажется министр здравоохранения нашей страны. Нельзя работать в хосписе столько лет и не быть мужественным человеком. А она тут такое видела!.. Можно роман написать, и он сразу станет бестселлером.
Он вышел из кабинета так же быстро, как и вошел. Через минуту в дверь постучали.
– Войдите! – крикнул Дронго.
Дверь открылась, и вошла Клавдия Антоновна. Она застегнула халат и строго посмотрела на гостей, словно понимая, что ее пригласили для серьезной беседы.
– Садитесь, – пригласил Дронго, показывая на стул.
Она села, поправив халат. Было заметно, что женщина страдает варикозом – на ногах были заметные синие прожилки. Сказывалась многолетняя работа.
– Клавдия Антоновна, мы хотели с вами переговорить, – начал Дронго.
– Говорите, – кивнула она.
– Несколько дней назад у вас умерла ваша пациентка, Генриетта Андреевна Боровкова. В ту ночь, когда вы дежурили.
– Как раз в прошлую смену, – вздохнула она. – Только Боровкова не умерла.
– Как это «не умерла»? – не понял Дронго.
– Ее убили, – спокойно, очень спокойно, сообщила Клавдия Антоновна.
И в кабинете воцарилось гнетущее молчание.
После того как она произнесла эти два слова, наступило молчание. Дронго нахмурился: похоже, в этом заведении есть свои тайны.
– Почему вы решили, что ее убили?
– Я видела ее лицо, – пояснила Клавдия Антоновна, – и знаю, как умирают от наших болезней. Она умерла не от этого.
– Почему ж тогда вы сразу не сообщили об этом дежурному врачу?
– Там Алексей Георгиевич был. Я в другой палате была у тяжелой больной, капельницу ей меняла. А у нас в это время Зинаида обход делала. Вот она-то первой покойницу и обнаружила. И сразу позвала Алексея Георгиевича.
– Где были в этот момент вы?
– На втором этаже. Идрисовой было очень плохо, я ей капельницу ставила. А потом они накрыли Боровкову, чтобы отправить в наш «холодильник». Но перед этим я ее увидела. И сразу все поняла. Я хотела сказать об этом самому Федору Николаевичу, чтобы не подводить Мокрушкина и Зину. Они люди молодые, неопытные, покойников еще боятся, не научились присматриваться. Им ведь главное, чтобы пульс был и сердце работало. А в лицо покойнице они и смотреть не стали. Но я не успела сказать. Степанцев сам все посмотрел и решил отправить ее в морг. Тогда я поняла, что он знает, и решила молчать. Зачем поперек батьки в пекло лезть, если он сам все знает. И не мое это дело – расследованиями заниматься.
