– Елена Геннадьевна Ярушкина…
Женщина с любопытством посмотрела на мужчин и улыбнулась.
– И Константин Игнатьевич Мишенин.
Мужчина в спортивном костюме кивнул в знак приветствия.
– Остальные в своих палатах, – закончил Мокрушкин.
Дронго прошел мимо двух больших столов. За ними могли разместиться человек двадцать или двадцать пять, но ужинали здесь только трое.
– Почему вы не спрашиваете, как нас кормят? – услышал он голос Ярушкиной и обернулся к ней.
– Разве я должен спрашивать?
– Проверяющие всегда спрашивают, как нас кормят, – сообщила она. Ей явно хотелось поговорить.
– Я не проверяющий, – улыбнулся Дронго, – я скорее по обмену опытом. Мы хотим открыть в Башкирии такой же хоспис, как у вас.
– Разве у мусульман есть хосписы? – не унималась Ярушкина. – Они, по-моему, держатся за своих стариков до конца. Хотя наша Идрисова была здесь, упокой Господь ее душу.
– Откуда вы знаете, что она умерла? – изумился Дронго.
– Собаки, – пояснила Ярушкина, – они всегда воют, когда кто-то умирает. А из наших самой плохой была Идрисова. Господин Мокрушкин, а почему вы молчите? Что случилось с Идрисовой? Или собаки выли просто на луну?
У этой женщины было своеобразное чувство юмора.
– Она уснула, – коротко ответил Мокрушкин.
– Какой изящный термин – «уснула», – не унималась Ярушкина, – хотя древние греки считали, что сон – это временная смерть. Но им явно не приходило в голову ваше определение.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Мокрушкин.
– Пока не спешу на ваш второй этаж, – пошутила Ярушкина.
В зал вошла женщина в брючном костюме. Ее волосы были аккуратно уложены, макияж подведен. Было заметно, что ей много лет, но она гордо держала спину и входила в зал той плавной походкой, которая отличает бывших балерин. Сразу бросались в глаза плавные движения ее рук и длинная шея.
– Марина Леонидовна, зачем вы поднялись, – взмахнул руками Мокрушкин, – мы же договаривались, что сегодня вы будете отдыхать.
– Я пока нахожусь в здравом уме и в твердой памяти, – возразила женщина, – и не собираюсь ужинать в своей палате. Я решила составить Елене Геннадьевне компанию, чтобы ей не было так скучно в обществе наших мужчин.
– Вы могли бы составить ей компанию завтра, – возразил Мокрушкин, – но все равно. Садитесь. Я потом зайду и еще раз осмотрю вас. Но учтите, что вам ничего нельзя, кроме обычной воды. Даже чай вам сейчас противопоказан.
– Не нужно при посторонних мужчинах говорить мне подобные гадости, – победно изрекла женщина, усаживаясь на стул рядом с Ярушкиной. – Лучше представьте меня гостям.
