— Тонь, а Тонь, — проговорила Олеся, высвобождаясь. — Тебе не нужно припудрить носик?
— Мне, — она оживилась. — Нужно.
— Мальчики, мы скоро, — многообещающий поцелуй в губы.
Виляя бёдрами, они спустились по лестнице.
— Вот сука мне досталась, — процедил изрядно окосевший Макс. — Убил бы.
И вдруг он встрепенулся, вскочил, напрягся весь.
— Шо такое?
— Вот же суки, — он сжал кулаки. — Да они нас кинули. Сортир-то вот он!
Не сговариваясь, мы ломанулись за ними, но у выхода нас томознул вышибала:
— Господа, куда это мы? А платить?
— Братуха… уйди с прохода… мы оплатим, — он вынул бумажник, сунул пару сотенных, но вышибала упёрся. — Расчёт с официантами.
Хотелось свернуть ему челюсть, но я сдержался.
— Брат, будь тут, я сам разберусь.
Наших динамщиц след простыл, я оббежал окрестности, выматерился и закурил. Обязательно кто-то праздник испортит. Вернулся я злой и подавленный, похлопал по плечу угрюмого Макса:
— Поздно рыпнулись, свалили наши козы.
— Вот невезуха!
Пришлось возвращаться и допивать водку. Брат совсем окосел и начал быковать, прицепился к чуркам, попытался объяснить им, они должны не белых баб трахать, а баранов пасти. Подоспели охранники, начали его утихомиривать. Он был красен и пыхтел, как паровоз. Взять бы автомат сейчас и всех их уложить! Но нельзя, нельзя светиться! Кое-как вернул Макса за столик.
— Везде эти недолюди, — прорычал он. — Черно… мазые хачи. И жиды. Хачи и жиды… Тьфу! Скоро белым совсем места не останется. Выживут, короче. Сгноят, — он икнул и поскрёб переносицу. — И баба эта, — он скривился. — Тонька, жидовка ведь. Как лохов развели! Как последних лохов! И тебя хачи кинули… давить… давить их, гнид, надо! — вверх поднялся сжатый кулак. — Хайль Гитлер!
Всю дорогу назад он говорил о Шамбале, арийцах и сучьей крови всех чёрных. Я терпеливо крутил баранку, хотя правильнее было его заткнуть ударом в голову. Он не Анжелка, он бы понял, за что получил. Выгрузив икающее тело истинного арийца, я передал его Катьке и укатил. Когда я злюсь, люблю гонять по трассе — дурь выветривается.
Обидно, что в твой день рождения — единственный праздник, который твой и только твой, тебя обламывают. И кто — какие-то козы тупые. Поймаю — убью. В надежде наткнуться на них, я исколесил весь район. Не нашёл. Припарковался, чтобы покурить, щёлкнул зажигалкой, и вдруг накатило — я пригнулся, вжался в сидение. Сигарета упала на пол. Такое же чувство было, когда над головой пуля просвистела: как будто ты на прицеле.
