– Пан… скажи честно. Первая экспедиция действительно служит делу познания – или это психологический финт? Для тех, кто останется на Земле? Воплощенная перспектива? Консолидирующий человечество фактор?
«Ким, первый полет может быть бессмысленным, но без него не будет второго полета. Человеческая личность должна развиваться, иначе она деградирует. Но человечество как мегаличность тоже должно развиваться… Кроме того, вспомни, что я говорил о бессмертии. Шарик не в состоянии вместить все поколения…»
Над лежащим Кимом пели птицы. Малиновки, знал он от Пандема. А обыкновенных синиц узнал сам.
– …Сколько человек должно быть на корабле, чтобы ты мог последовать за ними?
«Одного достаточно. Я живу в каждом человеке. Один среди космоса – и я с ним…»
– А если на Земле останется один человек, единственный – ты уцелеешь?
«Да».
– А если никого не будет? Ни одного человека? Допустим, что связь, техника, компьютерная сеть – все сохранилось… Ты не создашь себе новое человечество?
«Нет, Ким. Если отрубить тебе руки и ноги, содрать кожу, выколоть глаза… ты все равно сможешь жить. Некоторое время. Я – нет. Мир, лишенный человека, не представляет для меня интереса… Это не великая тайна. Я знаю людей, которые с угрызениями совести, но из благих побуждений прихлопнули бы человечество, чтобы дать ему второй шанс. Чтобы жизнь и разум зародились снова. И они сделали бы это, если бы могли, уверяю тебя».
* * *
…Стал охоч до воспоминаний, будто старик.
Они с Ариной поженились в сентябре. Это была правильная, до оскомы традиционная свадьба. С фатой, куклой на машине, со всеми родственниками, караваем, шампанским и даже выкрадыванием невесты; Арина рассказывала потом, как ей было смешно и неловко, когда какие-то Костины приятели тащили ее по лестнице, будто бревно – сопя, кряхтя и ежеминутно оступаясь. Оставшись наконец наедине, молодые супруги нежно обнялись – и заснули как убитые, так их вымотал весь этот долгий, бестолковый свадебный ритуал…
На второй же день после свадьбы Ким понял, что завоевание не закончилось. Что он все еще карабкается на стену крепости и что тяжелая работа, в условия которой входит и смола, время от времени проливающаяся на голову, – работа эта в радость.
Их первые годы были очень хороши. Возвращаясь домой после особенно трудного дня, Ким еще во дворе, еще на лестничной площадке получал будто инъекцию теплого веселого ожидания, и за секунду до того, как дверь откроется, уже бывал счастлив не резким праздничным, а каким-то нежным, по-хорошему будничным счастьем.
