А Юлечка, развивая успех, взялась за свою сумочку. Не показывая содержимого адвокату, открыла в ней пудреницу и снова закрыла, громко щелкнув застежкой. Затем выудила оттуда же кассету без футляра (за всеми этими делами уже месяц забывала отдать «Пинк Флойд» подружке). Поигрывая кассетой, весело поинтересовалась: не подскажет ли уважаемый метр, какой нынче срок светит за подкуп свидетелей?
Красницкому такой оборот дела совсем не понравился. Конечно, ничего особо криминального он не сказал, мало ли каким лекарством от склероза можно старушкину память стимулировать. Но популярный и дорогой адвокат должен иметь репутацию белоснежную, как передничек первоклассницы. Тут любой даже слух по карману ударяет болезненно.
Почувствовав, что противник дрогнул, Юлька продолжила стрельбу по площадям. О семейном положении адвоката она не имела понятия, но сильно подозревала, что ходить холостым этой воплощенной респектабельности просто неприлично. И лицемерно посочувствовала, не убирая кассету: как же относится супруга адвоката к его томительному одиночеству и отсутствию женской ласки? Бессердечная, должно быть, женщина.
Жена Красницкого была дочерью весьма высокого чина из министерства юстиции. От Юлиных экспромтов адвокат несколько растерялся и стал с тоской подумывать, что клиенту придется все же ехать на лесоповал. Но он отнюдь не был бесталанным зятем начальственного тестя. Конечно, теплую экологическую нишу ему занять помогли, но свои высокие гонорары он отрабатывал вполне добросовестно.
Он зашел с другого фланга. Для начала долго извинялся перед Юлей, уверяя, что имел в виду совсем не то, а вовсе даже противоположенное, что до подкупа свидетелей ему совершенно нет нужды опускаться и что такая умная и красивая женщина вполне способна понять всю тонкость ситуации.
Умная и красивая понемногу смягчилась: позволила поцеловать ручку, по тому же принципу выбрала десерт и заставила Красницкого пойти заказывать оркестру песню «Мама, я жулика люблю». Этим адвокат чуть подорвал свою ресторанную репутацию – таких песен здесь не исполняли из принципа.
Под самый развеселый из предложенных мотивчиков этот Перри Мейсон местного розлива начал новую атаку. Теперь он напирал на безобидность (Юля с сомнением хмыкнула) и даже общественную полезность бедняги доцента; на значимость его научных трудов для всего прогрессивного человечества; на единственного доцентова сына, который неизвестно каким путем пойдет без правильного мужского воспитания. О возрасте и массе крайне вредных наклонностей этого начинающего тунеядца Красницкий, естественно, не сообщил.
