Папина семья была очень добра к маме. Несмотря на официальную встречу, бабушка была легким человеком. Она редко высказывала свое мнение и никого не осуждала. Круглое рябое лицо и мягкий взгляд тети Цзюньин говорили о ее доброте и готовности помочь. Мама не могла не сравнить новых родственников с собственной матерью. Они не отличались такой живостью и энергией, но благодаря их спокойствию и доброжелательности мама чувствовала себя совершенно как дома. Тетя Цзюньин готовила вкусную пряную сычуаньскую еду, сильно отличающуюся от пресной северной пищи. Маме нравились экзотические названия кушаний: «битва дракона с тигром», «цыпленок императорской наложницы», «утка в остром соусе», «золотой петушок кричит на заре». Мама часто ела в их доме, любуясь на вишни, миндаль и персики, которые ранней весной одевались облаком белых и розовых цветов. Она чувствовала, что женщины семьи Чжан по — настоящему ей рады, что они полюбили ее.
Вскоре маме дали работу в отделе пропаганды администрации правительства Ибиньского уезда. Она мало времени проводила на рабочем месте. Главной задачей было накормить население, и выполнить ее становилось все сложнее.
Дольше всего Гоминьдан продержался на юго — западе, и когда Чан Кайши в декабре 1949 года бежал из провинции на Тайвань, он оставил в Сычуани четверть миллиона солдат. К тому же в Сычуани, в отличие от большей части Китая, коммунисты не занимали сельской местности перед взятием городов. Гоминьдановские отряды, дезорганизованные, но часто хорошо вооруженные, все еще контролировали деревни на юге, а продукты находились в основном в руках прогоминьдановски настроенных помещиков. Коммунистам срочно требовалось обеспечить запасы продовольствия для городов, своих войск, а также многочисленных капитулировавших гоминьдановцев.
Сначала они попробовали посылать людей на закупки. Многие помещики по традиции держали свои собственные войска, которые теперь соединились с гоминьдановскими бандами. Через несколько дней после маминого приезда в Ибинь они подняли крупное восстание в южной Сычуани. Ибинь стоял на грани голода.
Коммунисты начали посылать в деревни вооруженные продовольственные отряды, организованные из служащих и военных. Мобилизовали почти всех. Из администрации остались только две женщины: одна сидела в приемной, а у другой только что родился ребенок.
Мама несколько раз ходила в такие многодневные экспедиции. В ее команде было тринадцать человек, семеро штатских и шестеро военных. Мама тащила на спине скатку, мешок риса и тяжелый зонт из промасленной холстины. Они целыми днями пробирались через дикие места по коварным горным тропкам, вьющимся вдоль пропастей и оврагов, называемым по — китайски «овечьи внутренности». Придя в деревню, они направлялись в самую жалкую лачугу, где пытались установить контакт с беднейшими крестьянами, рассказывая, что коммунисты дадут им свою землю и счастливую жизнь, а потом спрашивали, кто из помещиков прячет зерно. Большинство крестьян унаследовали вековой страх перед чиновниками. Многие почти ничего не слышали о коммунистах, а если и слышали, то только плохое; но мама, быстро изменившая свой северный диалект на местный лад, как оказалось, очень умело разъясняла новую политику. Если отряду удавалось получить сведения о помещиках, они шли к ним и убеждали продавать зерно на установленных заготовочных пунктах, где им платили на месте. Одни боялись и отдавали зерно без особого сопротивления, другие сообщали о местонахождении группы какой — нибудь банде. В маму и ее товарищей часто стреляли, ночью они спали чутко, иногда приходилось перебираться с места на место, чтобы избежать нападения.
