Искушение святой троицы | страница 75



Жуткие, совсем живые черты Головы намертво отпечатались у Славы в мозгу и стояли перед его взором, ежесекундно уродливо искажаясь. Глаза у нее были закрыты, и она не двигалась, отчего казалась еще зловещее. Ее огромный лик был сух и изможден, и основная его странность заключалась в том, что вполне обычные и ничем не примечательные человеческие черты были в буквальном смысле натянуты на каркас нелепой вытянутой формы, напоминавшей немного удлиненную морду какого-то животного. Лицо оттого было искривлено, и отдельные его части отвратительно искажены, наподобие резиновой маски, надетой на болванку неподходящей формы. Череп у Головы был полностью лыс. Она была отталкивающее страшна. Может быть, она казалась страшной потому, что была живая; кроме того, ребята ни разу в жизни не встречались ни с чем подобным, и самый обыкновенный предмет, столь неестественно раздутый по сравнению со своими обычными размерами, но при этом не утерявший привычных функций, вызвал бы у них не меньшее отвращение.

Славе очень хотелось пойти обратно туда, откуда они пришли. Когда он стоял спиной к углу, за которым находилось чудовище, спина у него покрывалась холодом, и он, дрожа от страха, поворачивался к углу лицом.

— Д-давайте обратно пойдем, — сказал он, в ужасе смотря на поворот, — чего-то, блин, не хочу я туда ходить. Чего-то мне стремно.

— Славик, там тупик, — сказал Славе Дима, — ты забыл, что ли? Нам теперь одна дорога — через эту хреновину, через эту башку.

— Значит, она там все-таки есть? — пробормотал Леша. — Х-хорьки вы скрипучие. Падлы. Вы чего меня расстраиваете, бл…? Я надеялся, что мне это, бл…, с перепоя показалось, а вы все испортили, подонки.

— А ты чего, не разглядел, что ли? — удивился Дима. — Ну, так иди, посмотри.

— Нет, спасибо, — сказал Леша, труся. — Не пойду. Хрен вам в жопу. У меня и без этой херни крыша едет. Я и так уже не помню, что я видел, а что не видел. Помню только, что чуть не обоссался.

— Наконец-то, мы попали, — сказал Слава в отчаянии, вложив в свой голос такую мертвящую безнадежность, какую только способно выразить отчаяние. — Вот так вот. Ходили, ходили по этому коридору и решили, что ни хрена больше ничего не случится. И пипец. И об-ло-ма-ли-сь. Вот и случилось. И теперь я вообще щас здесь помру. И вы все сдохнете.

Дима как-то нервно смотрел в пол. Леша никуда не смотрел и только беспрестанно бегал глазами.

— Сука, бл… — наконец, подал он голос, не обращаясь ни к кому в особенности.