Протягивая ему бокал, она спросила:
— Прекрасно, вы удовлетворены?
— Осмотром?
— Тем, что никто не прячется в темноте, вынашивая планы убить меня?
— Если там кто-то и прячется, то я его не заметил. — Эрл отпил глоток бренди. — А вы полагаете, что мы не одни в доме?
— Нет, конечно.
— Позвольте спросить, откуда у вас эта уверенность?
— Дредиа — мир иного рода. И не осуждайте нас за арену. Это — воплощенный в жизнь чей-то плохой совет. Жители Дредиа очень добры и не склонны к насилию. Чозл пытался изменить их характеры и для этого ввел состязания на арене. Но вы сами уже достаточно видели здесь, слышали беседы на сегодняшнем приеме и наверняка составили собственное мнение. Нет, я не боюсь насилия. Да и вряд ли кто-то захочет свести со мной счеты.
Эрл был уверен в другом, так как знал достаточно, но разубеждать ее не стал, потому что жизнь охраняется не подходящими аргументами или словами. Вместо этого вслух он сказал:
— Считайте это просто моей привычкой. Я привык изучать обстановку, окружающую меня в данный момент. Я заметил, вы увлечены изучением старины?
— Вы имеете в виду карты? Это — хобби… и нечто большее. У меня слишком конкретный интерес к прошлому.
Она уютно расположилась в мягком кресле:
— Можно приятно закончить вечер и без того. Вы остановились где-нибудь? Завтра я позабочусь, чтобы вам выплатили деньги. Если вам не хватает на ночлег, можно что-нибудь придумать.
— Я думаю, что все уже прекрасно устроить. Как ваш агент я могу оставаться в вашем доме.
— Но это невозможно! Я живу одна!
Она поймала его ответную улыбку и нахмурилась, осознав, что ведет себя как маленькая капризная девочка. А ее реакция была вызвана отнюдь не детской прихотью, и она прекрасно понимала это.
«Я влюбилась в него, — думала она обреченно. — Или только начинаю влюбляться, но сил и желания сопротивляться этому шквалу у меня нет». Она отпила глоток бренди, вспомнив прошлое увлечение, когда молодой привлекательный юноша, который нравился ей да и сам казался увлеченным, в итоге просто использовал ее, дразнил, наслаждаясь собой, словно хозяин, вынуждающий собаку сидеть и терпеливо ждать куска мяса, которым он трясет у нее перед носом, не давая съесть. А потом наступило прозрение, когда она увидела ухмылку и услышала издевательский смех того молодого кутилы…
Тогда ей было всего пятнадцать, и с тех пор она никому не позволяла себя увлечь, замкнувшись в своем одиночестве…
«Давно, — думала она, — как давно все было, и теперь снова»…
