Саше на мобильник она всё-таки дозвонилась. Он почему-то даже взял трубку — в честь святого праздничка, видать.
— Саша, — она решила не тянуть, — у меня ничего не осталось. Подкинь баблосов.
— Это кто говорит? — брезгливо переспросил Саша на том конце провода.
— Туся. Тутусик. Ты ведь меня помнишь. Дай, пожалуйста, денег, мне не на что жить... — Она старалась говорить быстрее, тогда стыдные слова выталкивались из горла как-то легче.
— Туся, извини, но у меня нет денег на тебя. Ты слишком много пьёшь.
— Ты жлоб. У тебя есть деньги. Дай мне. Или возьми на работу.
— Когда ты бросишь пить, приходи. Я тебя устрою.
— Я брошу. Правда брошу. У меня холодильник пустой совсем, Саша... — Слова покатились сами. — Мне нечего есть. Я одна живу, мне кушать нечего. Я все деньги на Новый Год пустила, хотела сделать праздник как у людей, вы вот все празднуете, я раньше тоже праздновала. Я ведь тоже человек, Саша. Дай к тебе зайду. Хочешь, сама приеду. Только ты дай мне на машину. Я вам никому не нужна, Саша. Дай мне денег, пожалуйста, немножко. У тебя есть, я знаю.
— Я сейчас в Париже, — сухо сказал Саша и бросил трубку.
Остальные не отзывались: видимо, тусин номер был забит в чёрные списки.
Она взяла последние деньги — они у неё всё-таки были, самые-пресамые последние, жалкий остаток от модестовой последней подачки — пошла в круглосуточный у метро и купила себе водки. На закуску взяла банку консервированного чеснока, дорогущую как собака. То есть это она выяснила, что банка дорогая, уже на кассе, когда пробивали. Надо было отказаться, но она не смогла — из ложной гордости. Потом шла домой, борясь с искушением выкинуть этот грёбаный чеснок в ближайшую мусорку.
О мусоре, кстати. Надо вынести, что-ли.
Пакет она собрала ночью, в приступе пьяноватой хозяйственности. Потом она вроде бы собралась выбросить всё это с балкона, но в последний момент одумалась: однажды она так сделала и поимела неприятностей: мусор упал на машину крутого человека. Тогда её защитил Модест, всё ещё испытывавший по отношению к ней чувство вины. А теперь её никто защищать не будет.
Лифта пришлось ждать минут десять — кто-то чего-то возил с первого этажа на девятый, а может, на десятый. На десятом обитал какой-то чёрный, вовремя, ещё до настоящих цен, скупивший весь этаж разом. Первым делом он перегородил лестничную клетку решёткой. Хотя её потом сняли — видимо, объяснили, что будет с ним и его семьёй в случае пожара или взрыва. Тем не менее, на десятый люди старались лишний раз не соваться.
