— Совсем недавно, — начал Дюбурдье, блаженно улыбаясь, как улыбается человек, когда ему дали наконец сесть на своего конька, — я закончил аллегорическое изображение Гармонии, и, если вы зайдете посмотреть картину, вам сразу станет понятно, почему мне пришлось работать над ней целых два года. Там есть все! Стоит только взглянуть на мою картину, и вы постигнете судьбы вселенной. Повелительница держит в руке пастушеский жезл, символ размножения полезных для человечества животных пород. На голове у нее — фригийский колпак, ее груди — с шестью сосцами, как на египетских изображениях, ибо египтяне предвосхитили Фурье[11]; ноги ее покоятся на двух скрещенных руках, охватывающих земной шар, — знак братства всех племен человеческих; она попирает разбитые пушки — это символизирует уничтожение войн; наконец, я стремился выразить в ее образе величие восторжествовавшего земледелия... Кроме того, я поместил подле Гармонии исполинский кочан капусты, так как, по словам нашего учителя, капуста олицетворяет согласие. О, Фурье заслужил право на уважение не только потому, что вновь признал за растениями способность мыслить, но и потому, что, разгадав сокровенное значение всех существ и предметов и общий им всем язык природы, он тем самым раскрыл нити, связующие воедино все мироздание. Спустя сто лет мир будет несравненно более обширен, чем сейчас.
— Как же это будет достигнуто, сударь? — спросил Газональ, ошеломленный тем, что все эти мысли излагает человек, не находящийся в сумасшедшем доме.
— Путем расширения производства. Если решатся применить его «Систему», то, по всей вероятности, станет возможно воздействовать на звезды...
— А что тогда произойдет с живописью? — полюбопытствовал Газональ.
— Она станет еще более великой.
— А глаза наши тоже увеличатся? — спросил Газональ, выразительно взглянув на своих друзей.
— Человек опять станет таким, каким он был до измельчания рода людского; шесть футов будет считаться карликовым ростом.
— А что, — спросил Леон, — твоя картина закончена?
— Совершенно, — ответил Дюбурдье. — Я добился встречи с Икларом и просил его написать симфонию на ту же тему; мне хочется, чтобы люди, созерцая мое творение, в то же время слушали музыку в духе Бетховена, которая развивала бы те же идеи, и тогда они внедрялись бы в умы двояким способом. Ах! Если бы правительство согласилось предоставить мне один из залов Лувра...
— Что ж, я могу поговорить об этом: если хочешь поразить умы, не следует пренебрегать ничем...
