Ящер-3 [Hot & sweaty rex] | страница 96
– А твои родители, Винсент – как они?
– Оба умерли. Уже давно. Сначала отец, а потом матушка – несколько месяцев спустя.
– Какая жалость. Ее сердце было разбито, верно?
– Что-то вроде того. – Вообще-то не самая любимая моя тема, а потому я подбрасываю новую. – По пути сюда я не заметил никаких КПП, никакой охраны, пробы на запах. Вообще ничего.
Папаша Дуган качает головой:
– Это смешанное заведение.
– Что, весь дом престарелых?
– Вся честная компания. Если откровенно, мой прежний сосед по палате был человеком. И славным человеком, как порой бывает у обезьян.
Большинство рептильных учреждений, связанных с медицинским попечением, обычно охраняется от случайного раскрытия их сущности путем соблюдения строгих мер безопасности. Всякий, кто хочет туда войти, должен быть обнюхан и осмотрен. О его приходе также специально объявляется. Если за ворота удается проникнуть человеку, все сразу же надевают полные личины, чтобы все было в ажуре, пока он не вытряхнется назад.
– Удивительно, – говорю я. – А что, если кто-то как следует не застегнется, перепутает пуговицы на перчатке или…
– Или допустит тыщу других ляпов, которые мы, жалкие старперы, так склонны допускать?
– Это вы сказали, не я.
Папаша останавливается в коридоре, и я торможу рядом. Он сует голову в открытую дверь, а потом затаскивает меня внутрь, оставляя Джека и Нелли в коридоре.
Сухонький, нервозный старикашка сидит в плюшевом кресле. Все выглядит так, словно это самое кресло вот-вот поглотит его тщедушное тельце и с костями его стрескает. Старикашка смотрит выпуск новостей по встроенному в стену телевизору.
– Говард? – окликает его Папаша, а потом зовет еще раз, погромче: – Говард?
Мелкий старикашка изгибает шею, глядя в нашу сторону и доставая из кармана очки в проволочной оправе.
– Это ты, Хэнк?
– Говард – обезьяна, – сообщает мне Папаша, а затем снова поворачивается к старикашке. – Ведь правда, Говард? Ты человек?
Восьмидесятилетний старик возмущенно фыркает.
– А каким дьяволом я еще могу быть?
– Точно. – Папаша стреляет в меня взглядом, подмигивает – и, прежде чем я успеваю его остановить, сует левую руку себе в правую подмышку, расстегивая там потайные пуговицы.
– Что вы делаете? – спрашиваю я, внезапно понимая, чего он всем этим концертом добивается. – Папаша, погодите…
Но Папаша театральным жестом срывает со своей правой руки человеческую плоть и в открытую машет ею перед очкастыми гляделками Говарда.
– Ну, давай, – негромко говорит Папаша, выделывая кренделя перед внезапно оцепеневшим Говардом. – Реви.