Ящер-3 [Hot & sweaty rex] | страница 10

Несколько минут спустя вонь уже становится невыносимой, и Шерман передает мне небольшой пластиковый тюбик. Совсем как зубная паста.

– Мятный экстракт, – поясняет он. – Коронеры его на вскрытии используют. Потри между носом и верхней губой.

Я выжимаю шарик пасты себе на палец и втираю его в фальшивую кожу. Мгновенно резкий запах мяты ударяет мне в пазухи, а вместе с запахом приходит острое желание отведать настоящего дела. Вообще-то мята никогда на меня особого действия не оказывала, если не считать того памятного вечера в восьмидесятых годах, когда я наглотался столько мятной водки в одном из баров Атланты, что в итоге разделся догола и два часа бегал по футбольному полю Эморийского университета, распевая пьяные песни – нет, только не спрашивайте, чего ради. Однако теперь мое долгое воздержание от любых трав мигом вскружило мне голову при столь внезапном вторжении мяты, и я ощутил тепло опьянения несмотря на то, что я даже не глотнул, а всего-навсего нюхнул. «Не имеет значения, – сказало мне мое тело. – Трава, если она трава, это трава, а потому большое спасибо тебе, Винсент».

Тем не менее мята начисто вымела из меня запах дерьма, а в данный конкретный момент я куда скорее предпочитаю слегка опьянеть, нежели вытошниться. Позднее я смогу позвонить своему поручителю в «Анонимных гербаголиках» и признаться ему во всех этих обонятельных грехах, а пока что мы движемся мимо трейлеров к стойлам, где конюхи из прежних и будущих рас чистят и холят своих скакунов.

Чес с Шерманом ведут себя так, словно здесь ночной клуб: хитро посмеиваясь, пожимают руки хозяевам и тренерам, хлопают их по спинам, желают дальнейших успехов. Они знают весь персонал, весь персонал их знает, и я, чисто по ассоциации, теперь тоже попадаю в высший эшелон. Меня приветствуют ухмылками, протянутыми руками, а я молчу как рыба, пока два головореза из семьи Талларико представляют меня как Винни, своего друга.

– Берем конюшню номер четыре, – говорит Чес, обменявшись несколькими фразами с джентльменом в роскошных усах. – Он сказал, Стю там.

– Порядок, – отзывается Шерм, затем поворачивается ко мне. – Значит, как Эдди тебе велел: расслабляешься и ничего не делаешь, пока мы тебе не скажем.

Я свое место знаю. Двадцать кусков за милую внешность.

– Прикидываешься громилой, ага?

– Ага.

В конюшне довольно темно. Единственное освещение – лучи солнца, пробивающиеся сквозь щели в досках, из которых сбит потолок. Там добрых тридцать футов по каждой стене, более чем достаточно места для коня, его корма и всего того снаряжения, которое требуется, чтобы держать в форме чистокровного скакуна. Седла, поводья и уйма прочих приспособлений висят на стенах, все свежие и чистые. Сквозь завесу мяты запах навоза до меня уже не доходит, за что я сердечно благодарен Шерману. Надо бы не забыть захватить с собой такой тюбик, когда я в следующий раз буду проделывать работенку в Лонг-Бич. Если мятная паста так славно глушит вонь конского дерьма, то с гниющей на пристанях рыбой она должна сущие чудеса творить.