11.
Старая добрая косметичка в моих руках, да ещё застёгнутая на ходу и въехавшая в широкий карман на бедре, отлично сыграла роль громоотвода: все уверились, что новенькая выходила оправить пёрышки. Все уверились и снисходительно простили. Только Бланш Кремер втихомолку фыркнула, но глаза выдали: в них светилось чисто женское любопытство, и причиной тому было содержимое моей косметички. Что ж, эту я приручу уже сегодня.
Народ усаживался перед большим экраном, закрывшим один из иллюминаторов. Майор объявил специально для опоздавшей:
— Собираемся смотреть материалы по Персею.
Я улыбнулась ему и пошла к Тайгеру.
Почти все сидели отдельно, маленькими группками. Огибая один из столиков, я наткнулась на зубастую улыбку Барракуды, а затем удостоилась лицезреть королевски широкого жеста: Боуэн похлопал по спинке стула, приглашая сесть рядом. Но я уже вспомнила, с кем имею дело. Только гуманоиды с двух планет Сириуса имеют кошмарную пасть, великосветские манеры и взрывчатую, часто неконтролируемую ярость. Поэтому отказалась от приглашения чрезвычайно вежливо, в общепринятых интеллигенцией Сириуса традициях: вздёрнула верхнюю губу до клыков, нижнюю прижала к нижним губам и быстро облизнулась. Барри Боуэн засиял — слава Богу, не открывая рта, и церемонно поклонился. Я кивнула и дошагала до Тайгера. Итак, один мирный контакт есть. Кажется.
— Самое интересное в вашем обмене любезностями — то, что Боуэн — напарник Ника Имбри, — вполголоса сказал лейтенант. — Но к тебе он, как ни странно, испытывает искреннюю симпатию.
— Ты наблюдал за ним? С какого момента?
— Недолго. Он посмотрел на тебя и поклонился.
— Жаль. Надо было бы просмотреть его эмоции, когда я вошла.
— Почему? Ты сомневаешься, умею ли я точно определять искренность?
— Вот уж нет. В твоём умении я уверена. Просто очень хотелось бы знать, что Бара… Барри чувствовал ко мне чуть раньше.
— Не знаю… По мне, главное, что он чувствует сейчас.
Выглядел Тайгер неплохо. После моей энергетической подпитки он тихонько радовался, как может радоваться человек, переживший длительную болезнь. Его суждению о Боуэне уже можно было доверять, а вот сам Барракуда чем-то беспокоил. Ксенофобом я не была, в агентстве Аллертона можно было встретить служащих из разных уголков космоса. Принцип приёма на работу был чрезвычайно прост: показался чем-то хозяину — принят. Но Барракуда… Ладно, не буду забивать голову. Потом разберусь.
На экране, между тем, поплыла планета. Поплыла — и вдруг поехала, полетела! Удивлённый ропот заставил Брента объяснить:
