— Ваша фамилия Каньская?.. Я не знал этого.
— С рождения, — улыбнулась несколько озадаченная его тоном Люция.
— Вы… вы из Сандомежа? — он не спускал с нее глаз.
— Нет. Я из Меховского, но в Сандомеже у меня были родственники.
Воцарилось молчание.
— Вы знаете те края? — спросила Люция.
Емел долго не отвечал. Наконец, пожал плечами и сказал:
— Человек болтается везде.
Однако было ясно, что фамилия Люции вызвала в нем какие-то глубокие воспоминания, так как с этого момента он умолк и сидел сгорбившийся и хмурый.
— Я когда-то был в Сандомеже, — начал Вильчур, как бы не замечая перемены настроения приятеля. — Это было еще в студенческие годы. Милый городок. Старые дома… Помню ратушу… Красивая ратуша, и улочка направо, и дом из красного кирпича, весь утопающий в зелени. Там мы остановились с другом… А потом купили небольшую лодку и уже на лодке отправились вниз по Висле до Варшавы. В те времена это была настоящая экспедиция, и мы безмерно гордились собой. Это, наверное, одни из самых замечательных каникул, какие я помню. Тогда я учился на первом курсе. Потом пришли годы тяжелого труда. Лето использовалось для практики в заграничных клиниках или просто для зарабатывания денег, чтобы было чем оплатить квартиру и содержание в учебном году…
Поезд остановился на какой-то небольшой станции.
— Вы знали пани Эльжбету Каньскую? — тихо спросил Емел.
Люция кивнула головой.
— Это моя тетя.
— Тетя, — повторил Емел. — Так, значит, Михал Каньский был вашим дядей.
— Да, — подтвердила Люция. — Вы знали их?
— Настолько, насколько один человек может знать другого… Михал Каньский… Ученики называли его тапиром. Сейчас, наверное, выглядит как носорог, толстея и похрюкивая в теплом болоте мещанского гнезда.
Люция покачала головой.
— Его не стало уже двадцать лет назад. Я была маленькой девочкой, когда он умер. Оба умерли. Несколько лет назад умерла и тетя.
Она помолчала, а потом добавила:
— Я очень любила ее и очень ей благодарна. Это была самая интеллигентная женщина, которую я знала.
Она сказала это с желанием защитить память покойной от каких-то неуместных шуток Емела. Но он откликнулся коротким неприятным смехом.
— О, я тоже ей весьма благодарен.
После этого, однако, он отодвинулся в угол купе и погрузился в молчание. Вильчуром тоже овладели какие-то мысли или воспоминания. Люция вынула книгу и стала читать. Поезд шел среди волнистых холмов, поросших молодым лесом и кустарником. Изредка среди них мелькали ярко-зеленые всходы и серые мшистые крыши деревень.
