И всё шли, и шли люди, молча — всё новые и новые. Фильм, который они посмотрели, воистину был великим — заурядное кино не может вызвать такого потрясения у зрителей…
В полуопущенное стекло машины постучали.
— Андрей Васильевич! — донёсся с улицы знакомый низкий голос. — Вот Вы где спрятались… У нас мало времени! — по ту сторону стекла стоял невысокий пожилой мужчина, пенсионерского вида — седоусый, в стареньком плаще, потёртой шляпе и задымлённых очках. Он приветливо улыбался и показывал часы. На его руке, под часами, уродливо багровел старый ожог. Ветер трепал длинные седые волосы, и было видно под ними, что шея мужчины тоже обожжена.
— Видишь, всё не так просто… — Андрей решительно открыл дверцу. — Я должен быть там. Я не хочу такого будущего — и очень многие не захотят. Мы не будем молчать — мы будем защищать наш мир.
Пистолет тяжело стукнулся о резиновый коврик. Николай горько покачал головой.
Возле ворот уже никого не было, кроме обожжённого мужчины, терпеливо стоящего поодаль. И ещё несколько провожающих, не ушедших сразу — они настороженно стояли группками метрах в двадцати, желая хоть что-то понять или досмотреть всё до конца.
— Ну, бывай тогда, — Николай стиснул руку Андрея. — Береги себя! Напиши мне, или позвони. Только обязательно сегодня!
Они крепко обнялись на прощание, и Николая защемило до слёз, когда он отпустил этого хорошего парня, такого маленького и совсем несильного, но твёрдо решившего воевать с мельницами. Андрей криво улыбнулся, повернулся и ушёл, не оборачиваясь. Следом за Андреем к ангару пошёл обожжённый человек в шляпе.
— Подождите! — крикнул ему Николай. Тот нехотя обернулся.
— Объясните же, наконец, что происходит?!
Человек тускло сверкнул задымлёнными очками, и было непонятно, смотрит он на Николая, или мимо. Очки, вполне современные и даже модные, выглядели какими-то заношенными и потёртыми, и одна из дужек была аккуратно подклеена полоской скотча.
— Ничего не происходит… — равнодушно пожал человек плечами и поднял ворот плаща. — Просто выходной. База откроется в понедельник.
После секундного колебания, он беззвучно что-то добавил. Что — Николай не понял: просто человек коротко шевельнул губами, с преувеличенной артикуляцией, резко отвернулся и зашагал. Ворота ангара за ним закрылись.
Часы показывали 13:02.
Николай ощутил себя обманутым. Его, очевидно, использовали — для какой-то неведомой цели — и теперь цинично выбросили, оставили валяться, как яркий пустой стаканчик от попкорна, на сидении в опустевшем кинозале. Конец фильма… И снова закусило сосущее тоскливое предчувствие, будто сейчас что-то произойдёт. Что-то очень важное — и страшное…
