— И что?
Кхимар, закатив глаза к потолку, пояснил:
— Илия совсем одна, такая нежная, невинная… и ведь станут говорить, что она провинилась перед Повелителем, а, значит, потеряла право на его защиту. Илии придется искать покровителя, но вряд ли кто-то решится взять ее в законные жены. А какая судьба ждет ее потом, когда Илия утратит свою красоту? Умоляю вас, господин… все, что угодно… просто поговорите… я клянусь, жизнью своей клянусь, что больше Илия не доставит неприятностей, она тихая, добрая девочка, но…
— Я поговорю с… — слово "Повелитель" застряло в горле. Отражение в зеркале криво ухмылялось, отражение не верило в способность Вальрика решить проблему, которую он же и создал.
К черту отражение.
— Господину следует привести себя в порядок, — подсказал Кхимар. — Буду рад оказать посильную помощь…
Отражение скорчило презрительную гримасу, и Вальрик отвернулся. Какой он господин, он князь, хотя вряд ли Кхимар знает, что стоит за этим титулом.
Сегодня сумрачные коридоры Саммуш-ун как-то особенно унылы, с пыльных гобеленов на Вальрика с укором взирают лица тех, кто умер сотни лет назад, или вообще никогда не жил. Толстый ковер глушит шаги, и тишина заставляет сердце биться быстрее.
Вальрик не боится, он просто не знает, о чем говорить. И просить он не умеет, а тут… зря согласился. Но Кхимар был настойчив и услужлив одновременно. Кхимар помог умыться и одеться, он вообще сделал что-то такое, что даже треклятое отражение в зеркале приобрело человеческие черты.
Кабинет вице-диктатора находится в одной из башен. Массивная дверь влажно поблескивает лаковым покрытием, на фоне ее ручка кажется маленькой и невзрачной. Всего-то и надо, что взяться и потянуть на себя… или сначала постучать? Наверное, просто открывать дверь невежливо.
Но дверь открывается сама.
— Утро доброе, — говорит Карл, — проходи, князь, садись куда-нибудь.
Карл выглядит уставшим, причем усталость эта непритворна. Мятая, грязная одежда, тяжелый шлейф пороха и крови, в который белыми нотами вплетается раздражение.
— Извини, что в таком виде, но внизу горячо, — Карл достал из-под стола пузатую бутылку. — Тебе не предлагаю, молод еще. Да сядь ты куда-нибудь, раздражаешь.
Вальрик сел, массивное кресло несколько не вписывалось в общую обстановку, так же как тяжелый, заваленный бумагами стол, поверх бумаг небрежно брошена куртка и два клинка, сталь тусклая, уставшая, с бурыми потеками застывшей крови. Смотреть неприятно, не смотреть невозможно.
