— Потянулся, потянулся… Хор‑рошо!.. Зацепил будильник! Шестой! Ты что, уснул?.. Будильник — на пол!..
Там, надо полагать, с трудом пробуждался кто‑то, кому уже к семи надлежало быть, как штык, на работе.
— Что ж с Василием‑то? — задумчиво спросил Арчеда. — Неужели все‑таки в ментовку загремел?
— Вернется… — успокоил дядя Семен.
— Да как сказать… Сейчас ментовка такая, что, бывает, и не возвращаются…
Женский визг в отдалении отвлек внимание игроков. Бросив карты, обернулись со скукой на шум. Тоже ничего из ряда вон выходящего — в одном из павильонов шел утренний супружеский скандал.
— Тварь, тварь!.. — придушенно рычало вдалеке. — Жизнь ты мою заела!..
— Ну чего ты врешь стоишь?! Чего ты врешь стоишь?! — визгливо летело в ответ.
— Да‑а… — завистливо вздохнул Леонид Витальевич. — Вот, я понимаю, занятость! С утра до вечера… Темперамент‑то, темперамент! Есть, с чем работать… Дай мне волю — ух, как бы я скандалиста этого раздраконил! — Снова погрустнел, закручинился. — Где‑то сейчас мой Арчеда обретается?..
Дядя Семен гулко кашлянул.
— Отражал я одного режиссера, — многозначительно молвил он. — Ну, не его самого, конечно… Осветителя…
— В Коринфе? — не преминул поддеть Егор.
— Нет, в Ленинграде… — глазом не моргнув, спокойно продолжал дядя Семен. — Так вот он говаривал, что у актера бывает только два состояния: опустошенность от недогрузки и усталость от перегрузки. Третьего не дано. Прямо как о тебе сказано, Лень…
— Да лучше уж перегрузка…
— Вот и он так считал.
— Чего они орут? — поморщился Егорка. — Наверно, уже в других павильонах слыхать! Главное, вопить‑то зачем? Губами шевели — и все дела…
— В образ вошли… Погоди‑ка!
Все трое вскочили. В следующий миг отдаленный павильон, в котором и происходила утренняя склока, как бы взорвался, разлетелся на бесчисленное множество собственных подобий, и показалось, что подобия эти заполнили разом все зазеркалье. Затем, словно всосанные невидимой воронкой, серебристо‑серые кубы стремительно втянулись в бесконечно удаленную точку, где, надо думать, располагались так называемые осколочные пространства. На месте исчезнувшего павильона остались лишь две злобно озирающиеся персоналии — мужская и женская.
— Гля‑а!.. — в восторге завопил Егор. — А ты еще, дядь Лень, им завидовал! Зеркало грохнули, козлы…
— Они‑то тут при чем? — хмуро одернул его дядя Семен. — Что было, то и отразили…
— А воспитывать? — не удержавшись, снова поддел Егор.
— Воспитывать… — недовольно повторил ветеран. — У нас в Элладе, знаешь, как говорили? «Сначала отражать, и лишь потом уже поучать…» Так‑то вот… — Он снова повернулся к месту катастрофы. — Однако труппа у них большая была… Куда ж остальные делись? В осколочники, что ли, сразу подались? М‑да…
