— Хорошо, — Кащей встал. — Я отправляюсь туда. Немедленно. Мне это не нравится. Пора поставить их на место.
— Надолго?
— На пару часов, не больше.
— А я?
— А ты пока присмотри за рекрутом. Да внимательно смотри, — скелет глянул на меня, и к моему загривку тут же прижался кто-то липкий и холодный. — Глым вовсе не такой простак, как тебе кажется.
— Не боись, — Колобок хмыкнул и, подпрыгнув, устроился на табурете. — У меня не сбежит. Мы пока потолкуем, а, Глым? Потолкуем?
— Нет, мы лучше песни будем петь. Залихватские.
Глава третья
Будем песни петь? Залихватские?
Колобок в панике посмотрел на Кащея. Тот сардонически усмехнулся, развел руками, как бы говоря: "Вот, видишь!", и — исчез. Нет, не так, как у нас исчезали Бледноморды — с клубами дыма, искрами и диким хохотом. Просто — хлоп, и нету. Как и не было. И без всякого хохота, что не могло не радовать. На полу осталась только сиротливо лежать белая шапчонка с крестом. При взгляде на нее я подумал: а ведь, по сути, Кащей был единственным, кого я более-менее знал в этом мире. Колобок был пока существом неопознанным. Да еще и, судя по всему, бесхарактерным и бессовестным. Как с таким общаться? Хотя, кажется, он собирался меня допрашивать? Ну поглядим, кто из нас больше узнает о другом. На себя могу поставить штаны и кащееву шапочку.
Колобок тем временем извлек из одного из многочисленных карманчиков увесистый блокнот и ручку, уселся по-турецки и вперил в меня грозный, как ему казалось, взгляд косых глаз (я чуть не расхохотался — казалось, что Колобковы зрачки вот-вот возьмутся за руки и вприпрыжку побегут по его мощному шнобелю).
— Вопрос первый, — не обращая внимания на мои гримасы, скучающе молвил Колобок. — Знаешь ли ты, Глым Харитонович Чугунков, что такое магия?
Видно было, что вопрос этот он задает уже не в первый раз, и ему это уже порядком надоело.
— Еще как, — отозвался этот мерзавец, явно воспользовавшись своим умением читать мысли. — Везде одно и то же. Мистика, колдовство, а не исполните ли три желания… Вообще-то все на первом ломались.
— А что?
— Да превращал их в свиней, что!
— Я вот одного не пойму, господин Окк, зачем ты мне вслух вопросы-то задаешь? С корочки считать трудно?
— Трудно. Очень трудно, — серьезно сказал Колобок, что в сочетании с его диковато косящими глазами создавало отнюдь не серьезный эффект. — Практически нельзя. Я могу прочесть только те мысли, что отражаются у тебя в глазах, как в зеркале. Что я и делаю.
