На обратном пути Танчура попросила остановиться. Достала из пакета водку, закуску.
— За рулем не пью, — обиженно отвернулся к боковому стеклу Венька. — Хочешь, одна пей. Припала Танчура к нему горячим телом. Дотянулась губами до уха:
— Прости меня, Веня, все щас у нас будет хорошо. — И скоро полетел из тесной кабины автолавки в осенние сумерки тонкий девичий крик, скорехонько перерастающий в женский.
На другое утро в гараже к Веньке подошел седоватый незнакомый сержант милиции, взял под локоть:
— Ты, Вениамин Александрович, вчера на Тот Свет ездил?
— Было дело, — не почуял беды Венька.
— Проедем со мной на минутку. Деятеля одного опознать надо…
— Какого?
— Там увидишь.
Посадили его в милицейский УАЗик:
— А руки у тебя в чем, в крови что-ли. Ну-ка вытяни!
— Да ни в чем.
Ладони выставил, наручники клацнули. Привезли в райпрокуратуру. При виде Веньки прокурор провел пятерней по мужественному смуглому лицу, будто сдирал казенную маску. В его пристальных красноватых глазах тлело сочувствие. Евгений Петрович Курьяков знал, как с такими отморозками разговаривать.
— Что ж ты, дурила, уговорить ее не мог?
— Кого? — Венька потрогал вспухшую верхнюю губу.
— Акиншину Татьяну Викторовну.
— Она же совершеннолетняя, — растерялся Венька.
— Думаешь за изнасилование совершеннолетней срок не получишь?
— Брехня! Не насиловал я ее, — враз осевшим голосом крикнул Венька. — У нее спросите. — Боль от въевшихся в кость наручников пугала.
— А вот гражданка Акиншина в своем заявлении пишет, что ты сорвал с нее одежду. Она бросилась бежать. Ты догнал повалил на землю и изнасиловал. Ведь так все было? — спрашивал он вроде как сочувственно и оттого делалось еще стыднее.
— Да никто ее не насиловал, — корчился от стыда Венька. — Она меня за губу укусила, я бросил.
— Что значит, бросил!? Совершил половой акт и отбросил девушку, как тряпку! — напрягаясь жилами на толстой шее, вдруг закричал на Веньку прокурор.
— Ты животное! Закатаю тебя лет на пятнадцать на строгий режим! Хвостом тут вертит! Сама-а-а. Когда сама, заявления в загс подают, а не в прокуратуру!
— Она сама… Ехали назад. Достала водку… — барахтался, будто в ледяной полынье, в словах Венька.
— Я уже это слышал! — обрезал прокурор. — Признаешь, что в кабине автомашины, несмотря на ее сопротивление, ты раздел гражданку Акиншину с целью совершить половой акт?
— Она не сопротивлялась, она сама. — Рот у Веньки пересох, и оттого слова вываливались из губ и будто падали под ноги, не долетая до волосатого прокурорского уха.
