Многоточие в конце человека | страница 3
"В ту ночь" — это "внешний" признак, на самом деле пронизывающий все стихотворение насквозь и из каждой строки зычно напоминающий о себе. Да, Иосиф Бродский был выброшен из России, чтобы никогда не вернуться, чтобы гнать от себя всю жизнь даже и мысль о возвращении. Это — и тема, и проблема, и сюжет, и даже композиция. Это — везде и во всем. Темы как "фрагмента действительности" практически нет, действительность сплющена, подавлена авторским ее восприятием, и только в конце, собрав последние силы, она проявляется в образе буксира, кричащего, как и все той ночью. Если воспринимать сюжет как цепь событий, то именно цепи здесь мы и не находим: ничего не происходит, а только готовится произойти — нечто огромное, великое и единое…
Подходя к системе персонажей, я не могу молчать и о "хронотопе": пространство у Бродского стало вторым, и последним, персонажем "стансов", не менее важным, чем трагическое "я". Кстати, именно так поэт и решает проблему своего изгнаннического одиночества, для него оно — долгожданный выход… Когда все живые уже отреклись, остается последнее — Петербург, Ленинград, как угодно, — и оно оживает. Оно поднимается: колоссальное, даже священное — способное "осенять" и "отпевать", единственное, готовое остаться с изгоем навечно…
Трон коммунизма — табуретка у ног повешенного.
Выбор мертвецов — коммунизм.
Гуляющие в парке — "заблудшие души", чистилище.
Лица стариков — бенгальские огни.
Километры в час — километры в жизнь.
Струны — нити Мойр — судьба звука.
Звезды — точки в непрочитанных строках.
Вырезать горло молочному пакету: молоко — его последний вопль.
Дерево — сплетенье игреков и иксов. Провода — знак равенства, далее — небо…
Повторяю слова, выполняя работу эха.
Грязная посуда — Парфенон, развалины; мыльная пена — словно предисловие к рождению Венеры; моющий блюдца — почти дискобол.
Трамвайные рельсы "порезы", согревшие переулок.
Лунный свет — кровь белокровья…
Снег — будто некто внезапно нажал на "пробел".
Для очищения ночи — седьмое чувство. Ночь незаметна вокруг, но подсознательно ощутима, словно подслушивающее устройство.
Мы начались с воды.
Зевающий репетирует удушье (смерть).
Пальцы — многоточие в конце человека.
Нечто проклевывается из-под скорлупы штукатурки (дома).
В противоположность быку реагирую на красное (светофор) онемением.
Оглядываю себя, будто ищу финальную подпись автора в углу. Только где угол?
Ртуть в термометре тяготеет более к побегу, нежели к предсказанию погоды.