— В гражданскую, конечно, были такие, и немало их было,— подытожил старый партизан.— Так ведь мы с ними за все рассчитались. Теперь, поди, и костей от этих подлецов не сыщешь.
Внимательно слушая ответы Когута следователю, Иван сделал для себя несколько важных выводов. Данила Романович скрыл от Горина, что вчера к нему кто-то приходил, и явно испугался вопроса о приехавших из Сибири лесорубах.
«Может быть, напомнить старику о вчерашнем...» — подумал Полозов, но тут же отказался от этой мысли. Он сам хотел разобраться во всем, да и приказ Могутченко держаться в рамках командира взвода охраны связывал ему руки. В то же время Иван понял, что Горин, видимо, от Могутченко знает такое, о чем ему, Полозову, еще не известно.
Немного уязвленный, Иван про себя снова обозвал своего начальника «чертовым мотрогоном». «Следователю сообщил, а своему брату-чекисту не доверил».
Но в глубине души Иван должен был признать, что Горин как следователь много сильнее и опытнее его. «Видать, прав чертов мотрогон — придется и мне подучиться. С клинком и маузером я управляюсь получше любого Горина, но ведь клинком врагов рубать сподручно, а к своему советскому человеку в душу с ним не полезешь».
Между тем рассвело. В сопровождении успевшего неплохо всхрапнуть доктора Шубина все вышли из домика. За ними поспешил и Данило Романович.
Направляясь к бане, Горин, понизив голос, сказал Когуту:
— Не бередите себя, товарищ Когут. Мы и без вас справимся. Идите в дом, прилягте.
Но Данило Романович только упрямо передернул плечами и после паузы тихо сказал:
— Мне надо видеть. В последний раз видеть. Выдержу.
И Когут в самом деле все выдержал. Когда нужно стало перенести тело Гали в дом, он никому не позволил этого сделать. Осторожно, словно боясь разбудить, он поднял ее на руки и медленно, стараясь не слишком припадать на левую ногу, не «шкандыбать», понес через двор. Глаза его блестели сухим недобрым блеском, лицо сделалось совсем черным, и лишь у висков да на переносице выступили мертвенно бледные пятна. Ивану показалось, что если бы в этот момент кто-нибудь громко закричал: «Га-а-л-л-я-я!, Данило Романович упал бы мертвым.
В комнате, положив Галю на топчан, Когут отошел к окну, прижался лбом к холодному заледеневшему стеклу и стоял молча, уставясь взглядом в покрытую снегом насыпь железнодорожного полотна.
Доктор Шубин еще до этого установил, что Галя задушена. Сейчас его правоту подтвердили черные пятна, выступившие на шее Гали. Но, осмотрев при полном дневном свете тело, Шубин взял Горина за рукав и вывел на улицу. О чем они там говорили, Полозов не знал, так как по знаку Горина остался в комнате около Данилы Романовича. Но, видимо, всего повидавший на своем веку, доктор Шубин нашел что-то такое в этих зловещих черных пятнах на шее покойницы, что спутало весь прежде намеченный план. Вернувшись с улицы, Горин подошел к Когуту.
