— Вам стоит только сказать, государь, и если…
— Нет, мы могли бы слишком многого потребовать, — возразил Генрих с милостивой улыбкой.
— Требуйте мою жизнь, она принадлежит вам, государь.
— Может быть, мы потребовали бы большего.
— Чего бы вы ни потребовали, ваше величество, я все постараюсь исполнить.
— Вы ни в чем не откажете мне?
— Ни в чем, клянусь моей шпагой!
— Довольно. Я удовлетворен.
Пока Генрих говорил, наполовину заглушенное рыдание вырвалось из груди кого-то, кто стоял около него. Это рыдание достигло слуха Кричтона и отозвалось в его сердце, — он не знал почему, — как предвестник несчастья. Он почти раскаялся в данной клятве, но было уже поздно.
Генрих едва скрыл свою радость.
— Мы не хотим долее удерживать наших гостей, — сказал он. — Эта аудиенция должна им показаться очень скучной, и по правде, мы и сами отчасти соскучились. Пусть продолжают балет.
Как только король высказал свое желание, музыканты заиграли веселую арию, маски рассеялись, чтобы потолковать между собой о сцене, которой они были свидетелями, и бал возобновился с еще большим, чем прежде, блеском.
— Клянусь Богом! Любезный Кричтон, — говорил Генрих томным голосом, поднося ко рту несколько конфет из находившихся в его мешке за поясом, — мы положительно поражены блеском и белизной вашего воротника. Мы думали, что наши белильщики из Куртрея неподражаемы, но ваши искусные мастера многим превосходят наших самонадеянных фламандцев. Мы знатоки в этом деле — вы сами знаете, что небо наделило нас особенным вкусом в нарядах.
— Свет в этом случае потерял неподражаемого портного, а Франция приобрела очень обыкновенного монарха, — прошептал Шико. — Жалкий обмен! Осмелюсь доложить вашему величеству, что если бы вы только правили вашим государством так, как распоряжаетесь вашими нарядами, вы затмили бы, мой повелитель, всех государей, настоящих и будущих.
— Молчи, дурак! — закричал Генрих, давая легкую пощечину своему шуту. — Но так же верно, как то, что мы живы: шотландец затмил нас всех. Никто из нас не может с ним тягаться, господа, хотя мы, однако же, не празднолюбивый король.
— Совершенно верно, — возразил Шико. — Недаром же получили вы прозвание белильщика воротничков жены и придворного торговца.
— Corbleu! Господа, — продолжал Генрих, не обращавший внимания на перерыв и, вероятно, озаренный блестящей мыслью, — мы впредь отказываемся от нашего любимого воротника — блюдо Святого Иоанна — и приглашаем вас отныне носить воротник
