— Ваше величество придает этому обстоятельству гораздо более значения, чем оно на самом деле заслуживает, — отвечала Эклермонда, стараясь легонько высвободить руку. — Как ни лестно для меня ваше внимание, но я никогда не добивалась этой чести.
— Совершенно справедливо, моя красавица, — возразил король. — Красота имеет такое право на наше внимание, что перед ним все прочие соображения имеют второстепенное значение. Мы не были бы настоящим Валуа, если бы поступали иначе. Вы позволите мне вести вас к столу? — прибавил он более тихим голосом и с такою горячностью, в смысле которой невозможно было ошибиться.
Краска покрыла лицо Эклермонды.
— Государь, — ответила она, содрогаясь, — рука моя в вашем распоряжении.
— Но не ваше сердце? — спросил король голосом, полным страсти.
Эклермонда задрожала. Она видела опасность своего положения и призвала на помощь всю свою смелость.
— Государь! — возразила она, опустив глаза в землю, голосом, которому старалась придать твердость. — Я не могу располагать моим сердцем, оно уже не принадлежит мне.
— Mort Dieu! — вскричал король, не будучи в состоянии побороть свое неудовольствие. — Вы признаетесь, вы любите…
— Я этого не говорила, государь.
— Как? Ваше сердце принадлежит другому!..
— Я обручена с небом, мое назначение — монастырь.
— Только-то? — сказал Генрих, становясь снова cпокойным. — Я было подозревал, что существуют другие узы, которые вас привязывают к земле. Но монастырь? Нет, нет, этого никогда не будет, милочка.
— Ваше величество не станет противиться велению неба, — возразила Эклермонда.
— Я не буду противиться моему собственному желанию, — весело сказал Генрих, — жертва слишком велика. Никакой монастырь не скроет такую прекрасную святую, пока я могу удержать ее. Небо, я уверен, не имеет никакого желания отнимать у нас сокровища, которыми оно нас наделило. Подобные дары редки, ими не надо легкомысленно пренебрегать, и я исполню свою обязанность, сделав невозможным это жертвоприношение на алтаре худо понятого усердия. Если это решение исходит от королевы-матери, то мы употребим нашу власть, чтобы противодействовать ее намерениям, так как, клянусь Пресвятой Богородицей, дитя мое, я не могу допустить, что свет вам так сильно опротивел, что вы желаете удалиться от него, тогда как вас ожидает самая блестящая будущность. Ваш путь усыпан цветами, и все рыцарство Франции с ее монархом во главе готово оспаривать одну вашу улыбку.
— Такова воля королевы, вашей матери, — отвечала Эклермонда, бросая робкий взгляд на Екатерину Медичи, которая не заметила этого взгляда, будучи слишком поглощена своим глубокомысленным совещанием с астрологом. — Решение ее величества будет исполнено. Я в ее власти, она распорядится мною по своему усмотрению.
