— Ну что ты загрустила, — обратился я к пригорюнившейся Светке, — пошли теперь к твоей бабке сходим, раз Петр Максимыч о ней поминал. Может и правда она котенка прибрала.
Светка кивнула, и мы пошли.
— Куда мы идем-то? — удивился я, — в ту же сторону домов больше нет, деревня кончается.
— Моя бабушка живет особо, — ответила Светка, — на выселках за кладбищем.
«М-да-а, — подумал тогда я, — подходящее местечко для ведьминого дома».
По дороге мы миновали церковь. Колокольня была полуразрушена, частью она обвалилась внутрь и полузавалила главный вход, в окнах не было ни решеток, ни стекол, ни досок — ничего. Мне очень хотелось забраться внутрь и посмотреть, как там, но я решил отложить пока эту экскурсию. У самой церкви подле колокольни росло высокое дерево с причудливо извивающимися раскидистыми ветвями, не то тополь, не то ива, не то еще что, я не разобрал. Его крона сплеталась на фоне серого ноябрьского неба причудливым фантастическим орнаментом. Я видел такие деревья в музее на картинах какого-то средневекового художника из Голландии, вот только фамилию его забыл. Это мама у меня по художникам большой спец. Но здесь ее не было.
За церковью, обнесенное хилой покосившейся оградой, топорщилось крестами и звездами заброшенное деревенское кладбище. Почти в центре его находилось странное строение, будто кто-то срезал с московского планетария его крышу, уменьшил в несколько раз и поместил здесь, приделав сверху солидный каменный крест. Я догадался, что это и был склеп Куделина. За кладбищем находилась еще небольшая рощица из десятка голых по поздней осени деревьев, а уж за ней стояли два последних дома Ворожеева, старые покосившиеся избы. В одном из них и жила Светкина бабка, слывущая местной ведьмой. Больше за этими домами не было ничего, только обширное голое поле, оканчивающееся синей полосой леса в значительном отдалении. Тишина стояла такая, какой не услышишь в городе. Все тихо. Лишь откуда-то из-за поля доносился странный повторяющийся однообразный хриплый звук: кру, кру, кру.
— Что это? — спросил я Светку.
— Ворон кричит. Там Волга. Берег крутой. Вороны крутизну любят.
«Надо будет и туда сбегать», — отметил для себя я.
Тем временем мы подошли к одному из окраинных домов. Ставни на его окнах были открыты, дорожка к двери хожена, из трубы валил серый дымок. Во дворе стояла будка, но собаки в ней не было, и мы беспрепятственно прошли до двери. Звонка опять не оказалось, и Светка снова стучала. На первый же ее стук из-за двери раздался задиристый собачий лай, однако нельзя сказать, чтобы очень грозный. Дверь скоро отворилась, как бы сама, за ней никого не было. Светка храбро шагнула через порог, я за ней. Во внутренних дверях сеней я успел увидеть согбенную старушечью спину. Мы отряхнули снег с сапог и вошли в комнату.
