Вьетнамский иммельман | страница 64



Глава 15

Особенности русской охоты

…Операцию по захвату «Фантома» Хваленский провел ювелирно.

Для начала определил, что ему может помешать. Список оказался коротким: вьетнамский замполит, полковник Цзинь и нехватка информации о противнике. Замполит активно стучал на русских в местную службу государственной безопасности, полковник Цзинь просто не допускал нарушения приказов, а нехватка информации… нехватка информации просто была.

Замполиту капитан намекнул, что его сожительство с прелестной крестьянкой из соседней деревни — отнюдь не секрет для всего мира, а потому легко может стать известным его, замполита, непосредственному начальству. За такое некрасивое поведение замполита наверняка сослали бы рядовым в джунгли Южного Вьетнама или на Тропу в Лаос — и потому он быстро перестал изводить Хваленского вопросами и уточнениями.

Полковник Цзинь устранился самостоятельно, отбыв в Ханой на учебу. А с его заместителем уже вполне можно было договориться.

Тяжелее всего было с нехваткой информации о противнике. Причем даже не о технических качествах его самолетов, — это хоть и примерно, но знали, — а с тем, откуда обычно эти самолеты прилетают, в каком количестве и зачем.

Офицеры, руководившие полетами, наотрез отказались помогать Хваленскому, когда он попросил их рассказать об этом.

— Вам запрещено воевать, — сказал один из них. — Мы не можем помогать. Учите, как должны, но воевать вам нельзя.

— Я их, конечно, понимаю, — сказал Хваленский, приехав с аэродрома в лагерь и заглянув в холодильник. — Своя жопа дороже. Ладно. Как говорили мудрые люди, кратчайший путь к сердцу мужика лежит через желудок… Или печень.

— Что вы задумали, дядь Миша? — спросил Володя.

— Узнаешь… — таинственно хмыкнул капитан.

Вскоре он пригласил нескольких вьетнамских офицеров отметить его день рождения за парой бутылок русской водки. Чести быть приглашенными удостоились заместитель Цзиня и два руководителя полетов, более-менее тепло относившиеся к инструкторам. Они сначала отнекивались, потом согласились. Сначала пили за победу, Хо Ши Мина и Советский Союз. Потом за здоровье капитана. Потом еще за что-то… Непривычно крепкая по сравнению с местным алкоголем водка быстро ударила вьетнамцам в голову, и вскоре кое-кто из них лежал в стельку пьяный, а остальные вместе с Хваленским пели в голос:

— Ой, моро-оз, мороооз, не морозь меня… меня… моего коняаааа…

Лейтенанты в сем действе принимали чисто формальное участие. Во-первых, водки было в обрез, — едва хватало, чтобы подпоить вьетнамцев. Во-вторых, день рожденья у капитана был зимой. Однако Ашот незадолго до того что-то мудрил с самодельной брагой, и потому добавка к водке все-таки нашлась. Из чего он ее делал, осталось загадкой, потому что горец так и не рассказал. Но даже у капитана потом двоилось в глазах, — а уж вьетнамцев она и вовсе добила окончательно. Они тоже пели вместе с капитаном «Ой, мороз, мороз…», а потом что-то на своем языке. Хваленский хоть и не знал этих песен, но охотно подпевал.