Лейтенант присел на пенек, закурил и отвернулся. Фигура его выражала спокойствие и терпение, однако желваки ходили ходуном, цигарка подрагивала в руке. Взвод переминался с ноги на ногу и роптал. Взаимная ненависть росла, и неизвестно, чем бы закончилось это противостояние, не выйди из землянки капитан Малышкин.
— Взвод, вольно. Разойдись! — скомандовал он, мигом оценив обстановку. — Лейтенанта Духовенко прошу зайти ко мне.
Разминая затекшие от длительного стояния ноги, солдаты радовались:
— Всыплет ротный нашему фельдфебелю!
— За дело. Пусть не издевается. Молодой, а ведет себя как царский золотопогонник.
Иванов бросился к Лешке. Не умея целоваться, они обнялись, сжали друг друга в объятиях.
— Что с моими, Леша? — шепотом, боясь услышать самое страшное, спросил Иванов.
— Они домой уехали, — сухо и равнодушно, как показалось Иванову, ответил Лешка.
— И все живы? Все, все? — не верил, с подозрением заглядывал другу в глаза Иванов.
— Целехоньки. Что ты на меня так смотришь?
— А письма ты мне от них не привез?
— Рехнулся? Кто мог знать, что мы встретимся.
— Фу, черт, и правда рехнулся. Так живы, да? А я уж думал... Письма пишу — не отвечают, мать одного нашего хотела им мой адрес сообщить — молчат. Решил, что хана им. Пойдем посидим где-нибудь, ты расскажешь, как они без меня жили, как вам спастись удалось, когда они уехали. Фашисты ведь перед отступлением и расстреливают, и с собой угоняют, и дома сжигают, чтобы нашим солдатам обогреться было негде.
Все оказалось очень просто: когда бои приблизились к Телепнево, все ушли в леса и вернулись после освобождения. Тут понятно, а вот как Лешка попал в его роту? В армию его должны, конечно, призвать, но мог Лешка оказаться и в другом полку, и в другой дивизии, и даже на другом фронте. Попал бы в первый батальон, и черт знает когда бы увиделись, а может быть, и совсем не встретились. Он позвал друга посидеть, а сам то и дело вскакивал, снова садился, удивлялся, как складно все получилось, радовался, что видит Лешку, что живы и невредимы мать и сестренки. Говорил громко, размахивал руками и не замечал, как завистливо смотрит Лешка на его автомат, на сумку с противогазом и с недоумением на него самого, бесконечно восклицавшего: «Правда?
Так и было? Надо же! Ну как хорошо! Как ты меня обрадовал! Может, я сплю? Ущипни меня, Лешка! Ущипни — не бойся».
— Не писали мои, как доехали? А отец не нашелся? От него письмо не приходило?
— Гри-ша, он-то как мог знать, что вас к нам выселяли?
