Партизаны будто провалились. То ли ушли в другое место, то ли не нужен им стал Гришка. А он ждал их каждую ночь и из сенника перебрался в дом, когда уже начала подмерзать земля.
Слетел лист с деревьев. Пошли затяжные дожди Первый снег посыпался. В середине ноября задул северный ветер и снег пошел по-настоящему Мохнатый, крупный, он валил двое суток, дворы не успевали от него очищать.
В это утро солнце поднималось медленно. Сначала над лесом появилась одна багровая полоса, за ней вторая, третья. Они стали расти и светлеть, но скоро скрылись в тучах. Казалось, вот-вот опять пойдет снег, однако небо расчистилось, и бледное зимнее солнце зажгло миллиарды маленьких солнц в наметенных сугробах, на крышах домов и сараев, на белых шапках деревьев.
Прошло еще несколько дней. Снег не таял. Встали зимние дороги. Тогда только раздался знакомый стук в окно. Гришка вскочил раньше матери:
— Лежи. Это Лешка. Мы договаривались.
У сенника его ждал высокий, черный, чуть постарше его партизанский тезка Григорий.
— Я уж думал, вы ушли куда-то, — выговорил ему мальчишка.
— Пока нужды не было, не тревожили напрасно, а теперь... Тебе дров не надо?
— Да заготовил я.
— Не беда — лишний воз в хозяйстве пригодится. Приезжай завтра после полудня к тем землянкам, возле которых штабелек стоит. Веревку захвати, чтобы увязать, и топор. Не опоздай смотри!
— Я когда-нибудь подводил?
— Ух, какой серьезный! Шлепай домой, чтобы мамка тебя не хватилась.
Гришка догадался, что партизанам надо что-то вывезти из леса и схоронить у него, но расспрашивать не стал: они не любили отвечать на досужие вопросы и отделывались обычно шутками. Не хотят говорить, и не надо — сам все узнает, если без него обойтись не могут.
Узнал! Григорий и незнакомый, с рыжеватой бородой мужик первым делом стал укреплять на санях приготовленные заранее из тонкоствольных березок дуги и обкладывать их сначала тонкими, а потом и толстыми двухметровыми чурками. Впереди отверстие заложили короткими поленьями, ушли в землянку и вывели из нее раненного в ногу человека. Заросшее черной щетиной лицо его было серым и кривилось от боли, нижняя губа страдальчески прикушена. Заметив во взгляде раненого удивление и даже разочарование, Гришка посмотрел на него с вызовом. Раненый покачал головой и полез в укрытие ногами вперед. Сзади вход заделывали особенно тщательно, полешко к полешку подгоняли. Сверху добавили длинных чурок, крепко увязали воз, пошатали его, проверяя на прочность, и тезка хлопнул Гришку по плечу:
