нервно хихикнула, провела рукой по лицу. Наконец ее внимание сфокусировалось на
Герке, и она странным голосом спросила:
— Как ты это сделал?
— Что?
— Ну… это. Как?
— Тебе было очень больно?
Она опять хихикнула.
— Больно?! Ты что, нет!.. Нет-нет-нет!
— Тогда… как? — он совсем запутался.
— Как…, - она задумалась, подняла руки и по-детски растопырила пальцы. -
Бум!..
— Бум?!
— Нет. Как… как будто по телу мурашки бегают. Только намного намного сильней. И
потом — бум! — все взорвалось. Как ты это сделал?
— Это щекотно?
Да нет же!
Т- огда я не понимаю. Я ничего особенного не делал. Может у меня руки холодные?
Поэтому у тебя мурашки?
— Не мурашки это! — засмеялась она и с размаху упала ему на грудь. Прошептала в
самое лицо:
— Это было так приятно. Лучше всего на свете. Я не знала… что так бывает. Как ты
это сделал?
Он убрал ей за уши торчащие во все стороны волосы и серьезно посмотрел в глаза.
— Тебе было хорошо? Тебе понравилось со мной?
— Да-а. — игриво протянула она.
— Значит теперь мы будем вместе? Всегда будем вместе, да? Раз тебе хорошо со
мной. И не обязательно, делать это снова, тебе же рано еще наверное. Просто
будешь моей девчонкой.
Женька перестала кривляться. Снова отодвинулась и села. Опустила ресницы,
рассматривая что-то внизу. Бросила на него быстрый затравленный взгляд. Снова
опустила.
— Ты меня называл Ева. Почему?
— Мне так захотелось. Я всегда буду так тебя называть. Мать Чехова звали
Евгения, но все называли ее Ева, я почему-то подумал, что это одно и тоже имя…
Слушай, я же не об этом спрашивал! — он почувствовал нарастающую панику. Неужели
ничего не изменилось! Неужели эта ее близость была только видимой, секундной и
все останется по-прежнему… неужели она просто хотела избавиться от него, и как
кость бешеной собаке бросила ему под ноги свое тело…
— Ты правда меня любишь? — спросила она.
— Да.
Отвернулась. В глазах что-то блеснуло, или ему только показалось.
— Ева, ты что, плачешь?
— Нет. Хочется, но я не буду. Я могу.
Он захотел обнять ее, прижать к себе, но не решился. Тогда-то она точно
расплачется.
— Почему тебе хочется плакать?
Женька покачала головой.
— Ты хороший. Ты стал мне нравится. В последний час.
— Если захочешь, так будет всегда.
— Нет, ты не понимаешь. — она повернулась и подняла на него глаза. В них застыла
настоящая боль, такая нелепая и неправильная на этом детском нежном личике. — Я
хотела, чтобы ты влюбился в меня. Чтобы тебе было плохо. Это я придумала, когда
сегодня увидела тебя возле дома. Хотела подразнить тебя, а потом выгнать. Я
