— Не спится?
Эрл оглянулся. Тихо поднявшийся на кормовую площадку, старый друг, наставник, воспитатель, Ирмингер, встал рядом. В седой бороде поблёскивали в свете факела капли.
— Ты тоже думаешь, что я зря вошёл в реку? — ответил вопросом эрл.
— Никто из наших тут никогда не был. Даже славяне ничего не знают об этих местах, — ответил Ирмингер, опираясь рукой о борт. — Ты придёшь к ней и скажешь: вот, я был там, где не бывали люди. И реку, которую не видели глаза человека, назвал твоим именем. И она твоя. Они все падки на такое.
Эрл тихо засмеялся:
— Свою старуху ты взял тем же?
— А… — Ирмингер махнул рукой в кожаной перчатке. — Видел бы ты её на палубе "Глидана" в те дни, когда твой отец годился тебе в младшие братья — и ты бы понял, что моя старуха редкий случай в этом мире…
— "Глидан"… — задумчиво сказал эрл. — Где он спит вместе с моим отцом?
— Мир велик, — ответил Ирмингер. — А всё же плохой туман. Может, что-то знает твой волчонок?
И Ирмингер почти серьёзно кивнул туда, где под кожаным пологом, скорчившись, спал прикованный за ногу человек…
…На самом деле Максим не спал. Ему было холодно, но к холоду он более-
163.
менее привык. Просто спать, да сидеть, глядя на воду — это единственное, что ему оставалось.
Были ещё мысли. Тоскливые — о доме. Непонимающие — о том, как вообще он мог оказаться здесь, что с ним произошло? Последнее, что он помнил, был поворот в аллею в городском саду. Дальше — дождливая тропа, ему выкручивают руки… Рынок рабов… И этот… хозяин. Про себя его Максим так называл — как будто поливал ядом. Вслух не называл никак, вообще не хотел разговаривать. И в то же время понимал, что выходов у него два: подчиниться или довести саксонца до того, что тот бросит его за борт в мешке.
Был ещё третий выход. Бежать. Но он не смог убежать раньше, ловили — а как убежать, если сидишь прикованный к толстенной доске стальной цепью?
Звякнув металлом, мальчишка сел, подтянув босые ноги под себя. Хильдер — он уже вновь стоял один, седобородый старикан убрался в туман — повернулся, сделал два шага, присел на борт. Близко, но так, чтобы Максим не мог достать. Иначе он стопроцентно попытался бы спихнуть эрла в воду.
— Туман, — сказал Хильдер на местном славянском языке. Он говорил на этом языке чисто-чисто. — Нехорошо то.
Максим удивился. С чего это вдруг Хильдер решил с ним говорить на отвлечённые темы?
— Слушай, как буду говорить, — саксонец вздохнул. — Дарить тебя херцогу — беду наживать. Не то зарежешь его? Так думай до утра. Одно — слово мне дашь, что будешь смирён. Слову твоему поверю. А там как судьба тебе покатит. Может стать, десятка лет не пройдёт — и водить тебе свою скейду. Рабом человек не век бывает, само — что за человек. Не дашь слова — не гневайся, рассвет взойдёт — заколю тебя, чтоб духи тутние к нам милостивы были. Храбрости тебе не искать, такой жертве они порадуются.
