А по другую сторону этой груды таращил глаза Борька — с охапкой щепок.
110.
И ОПЯТЬ ТАМ, ГДЕ СТОЯТ ЧАСЫ.
Костёр развели со старанием — до самых небес, чтобы стало жарко здешней холодновато-голубой луне, благо — в топливе недостатка не предвиделось. Олег и опомниться не успел, как у костра оказались какие-то всадники, оставившие неподалёку рассёдланных лошадей и снявшие лёгкие доспехи, парочка ну совершенно первобытного вида джентльменов, какие-то мальчишки и девчонки, солдаты в непонятной форме — и в форме начала ХХ века… Короче, всего — человек тридцать, не считая его собственных подопечных. Над огнём оказался вертел с тушей оленя и отчётливо запахло виноградным вином из притащенного кем-то меха.
В руках у Кирилла оказалась гитара, и он аккомпанировал, а Олег, плюнув на смущение и условности, пел, видя, что его все понимают — и радуясь тому, что его понимают все:
— Как уезжал я — не вспомнится…
Будто мне с неба что крикнули!
Ночью подкралась бессонница —
А утром лишь досочки скрипнули…
Может, я ветреный — может быть
Все вы окажетесь правыми…
Да я бы остался, я пожил бы,
Если б не ветер над травами!
А что душа моя? Да пылинка в пространстве.
Я вернусь, как и исчез — на рассвете!
Ведь хозяин мой один — ветер странствий,
Богом посланный с небес странный ветер…
Артур, кивая песне, оттачивал меч у кого-то одолженным бруском. Тимка с Олькой-младшей спали неподалёку, накрытые одеялами — торчали только макушки. Сидели рядом, приобнявшись, Саша и старшая Ольга. Борька, подбрасывая ветки в огонь, что-то объяснял мальчишке своих лет — белокожему, с длинной медной гривой, одетому в ребристый переливчатый комбинезон. Усатый воин весело взмахивал рогом с вином в такт песне Олега:
— А чтобы душою не маяться —
Надо порой лишь проветриться!
Ветер — он тоже меняется!
Шарик-то крутится-вертится!
И вот эта улочка пыльная,
Домик наш с крышей покатою…
А я не узнал тебя, милая —
Стало быть, будешь богатою!(1.)…
…Встретили их руганью — Борька даже сбился на мат. Оказывается, они ушли четыре (а не два) дня назад, и всё это время оставшиеся не знали, что и подумать. Но ругань быстро утихла, даже Сашка простила Артура, когда Олег быстро, но подробно рассказал о том, что они видели и что с ними было. А вечером как-то сама собой вдруг собралась вся эта компания.
Но в какой-то момент Олег устал от шума, от пламени костра — ото всего. Он поднялся (благо, Кирилл уже аккомпанировал одному из первобытных товарищей, певшему нечто, звучавшее в "автоматическом переводе" как не очень приличная песенка о проделках дикого кролика) и пошёл в темноту.
