Мои размышления прервал Василий Петрович:
— Возьмите наушники. Сейчас Молотов будет говорить. Интересно, о чем бы это?
Весть о войне потрясла меня. Забыв строжайшее требование врачей лежать без движения, я сел на кровати и стал приподнимать повязку, чтобы узнать, вижу ли я хоть сколько-нибудь. Но глаза были забинтованы крепко.
— Что же это, Иван Андреевич, война? — услышал я голос Василия Петровича.
— Война, друг мой. Полез на нас немец.
— Домой скорей надо! — испуганно сказал старик. — Сын и зять в армию уйдут, успеть бы хоть проститься с ними.
— Конечно. Всем нужно торопиться на свои места. Слышал, что сказал товарищ Молотов? Всем народом воевать будем, война-то отечественная.
Это стремление — «по своим местам» — было общим. Нам объявили, что больница превращается в госпиталь и здесь останутся только тяжело больные. Но и они не хотели оставаться и стремились разъехаться по домам.
Я настоял, чтобы с меня до срока сняли повязку. К великой моей радости, правый глаз сохранил зрение на пятнадцать процентов. Значит, в очках двигаться и работать можно.
Через день мне сняли швы с глаза. Я досрочно выписался из больницы, получив строгий наказ: не заниматься физическим трудом, не читать, не писать, быть под постоянным наблюдением врачей и ежедневно впускать в глаза капли.
Выслушав все эти наставления, я немедленно отправился домой, в Крым.
В Симферополь я приехал днем и не узнал свой опрятный и приветливый город. Белые, голубые, палевые стены домов покрылись желто-зелеными полосами маскировки. Стекла перечеркнуты крест-накрест. С окон исчезли цветы, занавески. Витрины магазинов зашиты досками, заложены камнями и мешками с землей. Ленинский парк изрыт и изуродован желтыми насыпями около щелей.
— Скажите, гражданка, Симферополь бомбили? — спросил я у встречной молодой женщины.
Она подозрительно посмотрела на меня и на мой чемодан.
— Вы не местный?
— Я здесь живу, но сейчас только с вокзала.
— Придете домой, узнаете! — холодно бросила она.
У радиоузла на улице Льва Толстого толпился народ. Слушали дневную оперативную сводку за 1 июля. Я остановился. По радио сообщали: на всех фронтах идут ожесточенные бои. Враг рвется на восток, уже образовались Минское, Бобруйское, Луцкое направления. Тяжелые вести…
Вдруг передача последних известий оборвалась. В репродукторе послышался шум, и через несколько секунд резкий голос диктора объявил:
— Внимание! Внимание! В городе объявлена воздушная тревога!
